Варварские фибулы I–II вв. и формирование женского убора в Юго-Восточной Прибалтике
Варварские фибулы I–II вв. и формирование женского убора в Юго-Восточной Прибалтике
Аннотация
Код статьи
S086956870009510-2-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Хомякова Ольга Алексеевна 
Должность: научный сотрудник
Аффилиация: Институт археологии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
73-90
Аннотация

В статье представлена возможная реконструкция процесса формирования региональной модели женского убора в Юго-Восточной Прибалтике в первых веках н.э. В основе исследования – обзор самбийско-натангийских комплексов I–II вв. с варварскими элементами, ведущее место среди которых занимают фибулы группы V О. Альмгрена. Большинство материалов, представленных в статье, публикуется впервые. Традиции изготовления североевропейских “варварских” фибул повлияли на возникновение в культурах Балтии собственного фибульного набора, ювелирного стиля и убора в целом. Появившаяся в середине II в. на Калининградском полуострове – контактной зоне с восточногерманскими культурами, модель женского убора является также маркером процессов, связанных с развитием у населения самбийско-натангийской культуры собственных социальных структур.

Ключевые слова
Прибалтика, эпоха римских влияний, варварский женский убор, модель убора, хронология, фибулы
Классификатор
Получено
27.06.2021
Дата публикации
28.06.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
93
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Ведущую роль среди элементов варварского женского убора в определениях личной, групповой и локальной (региональной) идентичности занимают фибулы. В самбийско-натангийской (другое название «культура Доллькайм-Коврово»), как и в других европейских культурах, металлические застежки – основа убора эпохи римских влияний – выявлены в около 83% женских погребений (Хомякова, 2012а. Диаграмма 1). В качестве деталей убора в западнобалтском круге фибулы появляются с началом складывания археологических культур римского времени и действия «Янтарного пути» в I в. н.э. (см. Кулаков, 2015. С. 365–367). Уже с наиболее ранней фазы культуры в самбийско-натангийском уборе присутствовали как фибулы провинциальноримских типов, так и варварские «гребенчатые» (Kopfkammfibeln) (Almgren, 1923. S. 58–66). Ранее гребенчатые фибулы рассматривались или в общем контексте проблематики контактов местного населения с островными территориями Балтийского моря (Nowakowski, 1996. S. 48; Кулаков, 2003. С. 97), или как «импорты»/«показатели инокультурных влияний», имеющие ряд аналогий на территории круга восточногерманских культур (Кулаков, 2014. С. 27–30). Однако они, вероятно, играли бóльшую роль в материальной культуре местных племен, повлияв как на формирование ювелирного стиля, так и на модели женского убора в Балтии, на западной окраине лесного мира Восточной Европы.
2 Гребенчатые фибулы в модели убора раннеримского времени. На рубеже фаз В1/В21 в Юго-Восточной Прибалтике формируется регионально-хронологическая модель женского убора провинциальноримского облика. Она появляется в самбийско-натангийской культуре под влиянием среднедунайского направления контактов и характеризуется сочетанием нескольких фибул с поясным набором, состоящим из пряжки и нескольких деталей поясов (основа – «самбийская» ременная гарнитура – см. Tempelmann-Mąçzynska, 1989. S. 89; Хомякова, 2019. Рис. 2), двух браслетов, колец, ожерелья из многочисленных стеклянных бус, подвесок, головных уборов. Набор элементов находит параллели в уборе провинциальноримского костюма, характерного для населения дунайских провинций Норика, северной и северо-восточной Паннонии. Основу такого убора в Центральной Европе формировали связанные с провинциальноримской традицией типы фибул (см., например: Pfeiffer-Frohnert, 1998. S. 129. Rys. 5). Облик фибульного набора самбийско-натангийского женского убора фазы В2, как и в ряде соседних культур, определяли «глазчатые» фибулы группы III и сильнопрофилированные фибулы группы IV (Almgren, 1923. S. 11–71; Амброз, 1966. С. 35, 36), связывая остальные его компоненты в единое целое (см. Хомякова, 2012a. С. 46–50. Рис. 1, 2; карта 3).
1. Абсолютные даты приводимых в статье периодов центральноевропейской хронологии (подробно см. Хомякова, 2012б. С. 255–257. Рис. 1): А3/В1 (около 0–50 гг.), В2 (около 70/80–150), В2а (около 70/80–100/110), В2b (около 100/110–150), В2/С1 (около 150–200/225), С1 (около 200/225–250).
3 Однако уже с рубежа фаз В1/В2 и начала раннеримского времени (фазы В2а) в погребениях имеются и фибулы группы V по О. Альмгрену (Almgren, 1923. S. 58–66), или фибулы группы 10, подгруппы 4: «северноевропейские» по А.К. Амброзу (1966. С. 39. Табл. 7, 15, 20; 21, 1), или фибулы форм 1–9 по Г. Махаевскому (Machajewski, 1998. Abb. 2) (рис. 1). Наиболее ранние находки в Юго-Восточной Прибалтике – фибулы с гребнем на головке, с изогнутым корпусом, оканчивающимся декоративной кнопкой, близкие к некоторым формам V группы, серии 7 по О. Альмгрену (Almgren, 1923. S. 170–172, Taf. V: 110, 111), или фибулам формы 1 по Г. Махаевскому (Machajewski, 1998. S. 188. Abb. 2, 1–7). Они известны в комплексах рубежа фаз В1/В2 и фазы В2а. Также многочисленны женские погребения с фибулами, близкими форме А.111 по О. Альмгрену (далее А – Almgren, 1923. Taf. V: 111). Отдельные комплексы могут содержать также фибулы форм А.109 и А.114 (здесь и далее см. Приложение). Экземплярам фибул, происходящих из могильников основных скоплений памятников Калининградского п-ова, связанных с местами добычи янтаря, – Коврово/Dollkeim, Путилово/Corjeiten, Окунево/Grebieten, близки застежки с могильников о. Борнхольм (Rasmussen, 2010. S. 123–128. Fig. 27, 28). Фибулы группы V серии 7 были распространены и на вельбаркской территории, где встречаются в комплексах не позднее фазы В2b (Piertzak, 1997. S. 18, 29; Wołągiewicz, 1995. S. 21).
4

Рис. 1. 1–4 – Коврово/Dollkeim-17; 5, 6 – Коврово/Dollkeim-34; 7–10 – Окунево/Grebieten-58. 1–6 – по архиву Г. Янкуна (Tischler, Kemke, 1902. Taf. 2); 7–10 – SMB-PK MVF, рис., фото О. Хомяковой. Fig. 1. 1–4 – Kovrovo/Dollkeim-17; 5, 6 – Kovrovo/Dollkeim-34; 7–10 – Okunevo/Grebieten-58. 1–6 – based on the archive of H. Jahnkuhn (Tischler, Kemke, 1902. Taf. 2); 7–10 – SMB-PK MVF, drawing, photo by O. Khomyakova

5 Похожим образом характеризуют самбийско-натангийские женские погребения фибулы группы V серии XI формы А.117 (Almgren, 1923. S. 65, 66. Taf. V: 117). Эти фибулы также изготовлены из бронзы и покрыты орнаментированной серебряной фольгой с тисненым орнаментом. Они найдены вместе с «глазчатыми» фибулами и сильнопрофилированными фибулами форм А.72/74 в комплексах фазы B2a. В вельбаркских материалах фибулы А.117 также принадлежат к фазе В2 (Piertzak, 1997. Taf. C: 287; Natuniewicz-Sekuła, Okulicz-Kozaryn, 2011. Pl. CXIII).
6 Фибулы группы V из погребений рубежа фаз В2 и В2/С1 близки фибулам группы V, сериям 8, 9 (Almgren, 1923. Taf. VI) или формам 4, 5, 5а по Г. Махаевскому (Machajewski, 1998. S. 189, 192. Abb. 2, 5, 5a). К их числу относятся парные фибулы из Поваровки/Kirpehnen-F (рис. 2, 4, 5), застежки из погр. Хрустальное/Wiekau–XXI («gez. 21») и погр. 52. Форме А.125 (Almgren, 1923. S. 60, 61, Taf. VI: 125) близок ряд фибул с литым изогнутым корпусом с высоким иглоприемником, украшенным орнаментом в виде косого креста, пружиной в футляре и невысоким «гребнем» у основания спинки. Застежки А.124 (без футляра на пружине) также характерны для вельбаркских погребений могильников дельты Вислы, где они датированы фазами В2 и В2/С1 (Wołągiewicz, 1995. S. 16, 17, 22; Piertzak, 1997. S. 46).
7

Рис. 2. Детали убора из погребения “F” могильника Поваровка/Kirpehnen. 1–3, 5, 6, 9, 10 – по архиву Г. Янкуна; 4, 7, 8 – SMB-PK MVF, рис. О. Хомяковой. Fig. 2. Details of clothes from burial “F” of the Povarovka/Kirpehnen burial ground. 1–3, 5, 6, 9, 10 – based on the archive of H. Jahnkuhn; 4, 7, 8 – SMB-PK MVF, drawing by O. Khomyakova

8 Наиболее ярко выделяется массив женских погребений с фибулами группы V, серии 8, формы А.130 (Almgren, 1923. Taf. VI: 130), или формы 9а по Г. Махаевскому (Machajewski, 1998. Abb. 2, 42, 43): c изогнутым корпусом, с высоким литым иглоприемником и расширением на окончании, с небольшой выгнутой площадкой у головки, пружиной в футляре (рис. 3, 10, 16; 4, 3). Фибулы А. 130 украшались золотыми или бронзовыми посеребренными накладками из тисненой фольги. В вельбаркских погребениях фибулы формы А.130 датируются фазой В2/С1 (см. Piertzak, 1997. S. 35, 58).
9

Рис. 3. 1–8 – Окунево/Grebieten S–Pb; 9–15 – Окунево/Grebieten-73; 16–23 – Поваровка/Kirpehnen-С. 1–15, 18, 20–23 – SMB-PK MVF, рис., фото О. Хомяковой; 16, 17, 19 – по архиву Г. Янкуна. Fig. 3. 1–8 – Okunevo/Grebieten S–Pb; 9–15 – Okunevo/Grebieten-73; 16–23 – Povarovka/Kirpehnen-С. 1–15, 18, 20–23 – SMB-PK MVF, drawing, photo by O. Khomyakova; 16, 17, 19 – based on the archive of H. Jahnkuhn

10

Рис. 4. 1–13 – Окунево/Grebieten-155; 14–19 – Ровное/Imten-9; 20–23 – Поваровка/Kirpehnen III.84.879. 1–13, 20–24 – SMB-PK MVF, рис., фото О. Хомяковой; 14–19 – по архиву Г. Янкуна. Fig. 4. 1–13 – Okunevo/Grebieten-155; 14–19 – Rovnoye/Imten-9; 20–23 – Povarovka/Kirpehnen III.84.879. 1–13, 20– 24 – SMB-PK MVF, drawing, photo by O. Khomyakova; 14–19 – based on the archive of H. Jahnkuhn

11 Парные фибулы из погр. Большое Исаково/Lauth-2 близки к форме А.128 (Almgren, 1923. Taf. VI: 128), распространенной в Померании и Северной Польше (Machajewski, 1998. S. 192). Сочетание фибул А.130 и А.128 – одно из наиболее характерных признаков вельбарских погребений низовий и правобережья Вислы Эльблонгской возвышенности (зоны А и D по Р. Волонгевичу (подробно см. Щукин, 2005. С. 37, 38) конца фазы В2 и В2/С1 (см. Wołągiewicz, 1995. S. 13, 14, 23; Piertzak, 1997. S. 58).
12 Похожим образом представлены в самбийско-натангийских женских погребениях застежки группы V, серии 1 формы А.96 (Almgren, 1923. S. 50, 51), или группы 10, подгруппы 4 по А.К. Амброзу (1966. С. 39) (рис. 4: 15) и их прототипы и переходные формы (А.92–93/96) (см. серия 1 – по: Hauptman, 1998. S. 161–164. Abb. 1, 8; Шаров, 2006. С. 192) (рис. 2, 1; 4, 1, 2). Форма А.96 характерна для культур эльбо-геманского круга, островов Балтийского моря, пшеворской археологической культуры (Hauptman, 1998. S. 164. Abb. 8: 141–144; Machajewski, 1998. S. 190–193), также была распространена и в вельбаркской культуре нижнего течения Вислы (Wołagiewicz, 1995. S. 14, 18, 20. Taf. III, 10; XIII, 77; LX, 58;), и на более восточных территориях вплоть до Брестского Побужья (см. Кухаренко, 1980. Табл. XV, 44). Как и в материалах синхронных центральноевропейских культур, на Калининградском п-ове фибулы А.96 относятся к фазе В2/С1. Самые поздние экземпляры, вероятно, могли сохраняться и до фазы С1а.
13 Итак, гребенчатые фибулы с рубежа фаз В1/В2 и позднее имели единый круг аналогий, включающий, главным образом, ареалы вельбаркской и самбийско-натангийской культур, Южную Швецию и острова Балтийского моря. Все они не только обладали схожей морфологией, но характеризовались также использованием напаек, тиснения, проволочного декора, псевдозерни – техник, характерных для так называемого скандинавского филигранного стиля в целом (Andersson, 1995. S. 158–161, 222). Гребенчатые фибулы, таким образом, могли изготавливаться в пределах указанного локуса, связанного между собой тесными культурными и социальными связями, и поступать ко всему его населению, в том числе на Калининградский п-ов. Такое варварское производство могло локализоваться как на Южном побережье Прибалтики, в вельбаркском ареале низовий Вислы, так и в Южной Швеции, где известен ряд находок, связанных с ювелирными мастерскими (Voβ, 2008. S. 349, 350; Natuniewicz-Sekuła, 2019. Р. 303–305). Помимо фибул в самбийско-натангийский убор вошли и некоторые другие элементы, находящие «северноевропейские» аналогии – детали головных уборов, гривны с расширенными концами (типа «Хавор») (Хомякова, 2012а. С. 209–219. Рис. 90, 91). При этом гребенчатые фибулы группы V в раннеримское время не были основой всего погребального фибульного набора. Они представлены в моделях с тремя-четырьмя фибулами, где пару однотипных представляли «глазчатые» фибулы (рис. 1).
14 Гребенчатые фибулы и «переходная» модель женского убора середины II в. н.э. Модель «среднедунайского облика» сохраняется до рубежа фаз В2b и В2/С1, но характеризуется уже новыми типами предметов, представляя собой «переходный» вариант от провинциальноримской формы женского убора. Пример – погребения с наиболее поздними «самбийскими» поясами с застежкой-крючком (рис. 2). «Глазчатые» фибулы группы III и сильнопрофилированные группы IV провинциальноримской традиции часто заменяют профилированные фибулы группы II (Almgren, 1923. S. 11–21. Taf. II: 42) и фибулы группы IV с цилиндрическим футляром на пружине форм А.92–93 (Almgren, 1923. S. 46, 47, Taf. IV: 93). Подобно рассмотренным гребенчатым фибулам, они находят наиболее близкие аналогии в вельбаркском ареале, Южной Скандинавии и на островах Балтийского моря, в частности, Готланде, Борнхольме (Olędzki, 1998. S. 80, 81. Abb. 11–13). Таким образом, основной вектор формирования фибульного набора самбийско-натангийской культуры полностью смещается из среднедунайского ареала на североевропейский.
15 Наличие элементов в скандинавском филигранном стиле и его вельбаркском варианте (так называемом барокко – см. Щукин, 2005. С. 85) делает самбийско-натангийский женский убор очень схожим с убором вельбаркской культуры с территорий дельты Вислы (см. Tempelmann-Mąçzynska, 1988. P. 206–209). Однако считать такой убор полностью вельбаркским (см. Кулаков, 2014. С. 28, 29) было бы неверным. Модель, включающая две-три фибулы, ожерелье из многочисленных стеклянных бус, парные браслеты, характерна для более широкой территории, нежели зоны A и D вельбаркской культуры. Убор с тремя и более фибулами (в противовес провинциальноримскому и кельтскому с парными застежками) считается варварским и характерен также для Северной Европы. Он обычно связывается с многослойностью одежды (см. von Richthofen, 1996. S. 49, 50. Tab. 7).
16 Далее, именно в данной «переходной» форме убора, появляются предметы, выполненные в технике, имитирующей филигранный стиль (рис. 2, 7, 8; 3, 20; 5, 6, 7). Подражания ему в материалах культур Юго-Восточной Прибалтики известны уже с рубежа фаз В1/В2, но это довольно простые литые имитации сложных техник и применялись для отдельных украшений, например гроздевидных подвесок, перстневидных бусин (Хомякова, 2012a. С. 292–294, см. литературу). Самые первые примеры использования имитации инкрустаций из драгоценных металлов при помощи железных проволочек представлены в погребениях с гребенчатыми фибулами рубежа фаз В2 и В2/С1 (В2b) – в декорировании сильнопрофилированных фибул (Хрустальное/Wiekau-52), браслетов c профилированными окончаниями (Поваровка/Kirpehnen-F) (рис. 2, 7, 8).
17

Рис. 5. 1–7 – Поваровка/Kirpehnen-D; 8–18 – Котельниково/Warengen-41. SMB-PK MVF, рис., фото О. Хомяковой. Fig. 5. 1–7 – Povarovka/Kirpehnen-D; 8–18 – Kotelnikovo/Warengen-41. SMB-PK MVF, drawing, photo by O. Khomyakova

18 Наконец, на рубеже фаз В2 и В2/С1–С1а в набор элементов самбийско-натангийского убора включается большое количество предметов, находящих аналогии в пшеворском ареале, на территориях европейских сармат и в эльбо-германском круге. Среди них – фибулы с коленчатым изгибом спинки формы А.132 (рис. 3). В погребениях они представлены двумя вариантами: с ножкой с дисковидной площадкой на окончании (рис. 3, 9); без площадки (рис. 3, 4, 18). Коленчатые фибулы выделяются в особую группу «переходных» застежек между римскими и эльбо-германскими формами, относящихся к периоду Маркоманнских войн, к фазам В2b и В2/С1 (подробно см. Droberjar, 2012. P. 235–245; 2015. S. 242). Самбийско-натангийские фибулы – вариант формы А.132 (Almgren, 1923. Taf. VI: 132), и большинство из них, вероятно, попали в балтский ареал с центральноевропейских территорий. Экземпляры с дисковидным окончанием известны в широком локусе – на Мазурском Поозерье и вельбаркском ареалах; морфологически близкие формы фибул без площадки на окончании известны на территории пшеворской культуры (Andrzejowski, Cieśliński, 2007. P. 286–288. Abb. 7, 8), в Богемии и Моравии (Droberjar, 2012. Fig. 3, 1–3).
19 На Калининградском п-ове известны и коленчатые фибулы, происхождение которых может быть непосредственно связано с территорией Словакии и Богемии. Миниатюрная коленчатая фибула с площадкой у основания головки, декорированной рифленой проволочкой из погр. Окунево/Grebieten-73 (рис. 3, 9), близка формам «германских» коленчатых фибул – подражаний римским застежкам, происхождение которых связывается с варварской средой (см. Droberjar, 2012. Р. 239, 240. Fig. 3, 7, 8). С импульсом из ареала пшеворской культуры может быть связано и появление в материалах женского убора железных фибул, близких к форме А.149 (Almgren, 1923. Taf. VI: 149) с изогнутым ленточным корпусом, с небольшой прямоугольной площадкой у его основания, скрывающей пружину. Такие фибулы характерны для пшеворской культуры c конца фазы В2 и В2/С1 (Godłowski, 1977. S. 119). В самбийско-натангийских погребениях они выявлены вместе с фибулами А.42 в комплексах фаз В2b и B2/C1.
20 Сочетание в погребениях разных форм гребенчатых фибул формирует впечатление о синкретичности фибульного набора фаз В2/С1–C1a. Наиболее многочисленные в женских погребениях фазы В2/С1 фибулы А.130 и А.132 часто встречаются в одних комплексах (рис. 3, 9–15); при этом А.130, А.149 чаще парные, А.125, А.132 – единичные. В погребениях с фибулами А.130 и А.132 найдены детали убора (подвески, ключи), находящие аналогии в центральноевропейских древностях, и римские импорты (Окунево/Grebieten, погр. 49, «Süd-d»). Фибулы А.96 содержатся в погребениях, где все застежки принадлежат к разным типам. Фибулы А.96 находятся вместе с фибулами А.133 и А.98 (рис. 4, 14–19). В комплексах Коврово/Dollkeim-84, Дубравка/Regehnen-102 фибулы А.96 выявлены вместе с фибулами группы V, формы А.98 и группы VI, формы 167. «Вельбаркские» фибулы А.130 находятся в одних и тех же погребениях со «скандинавскими» фибулами А.92–93 (рис. 4, 1–13). В вельбаркском ареале, в свою очередь, присутствуют погребения с фибулами А.130, содержащие элементы убора, характерные для самбийско-натангийского ареала (Natuniewicz-Sekuła, Okulicz-Kozaryn, 2011. Pl. CLVIII). Как можно видеть, гребенчатые фибулы, происхождение которых могло быть связано с центральным Балтийским регионом и с его южным побережьем, придают убору «смешанный» характер и выглядят как заимствованные элементы, всегда занимающие разную позицию в костюме.
21 Вероятно, с фазой В2/С1 связано формирование варварской модели убора позднеримского периода, характеризующей широкий регион: южное побережье Балтики и нижнее течение Вислы, острова и юг Швеции, что, вероятно, совпадает с началом усиления здесь центров власти. Такая региональная модель женского убора в уже сформированном виде хорошо выделяется по материалам фаз С1–С2 (Przybyła, 2011. S. 241–247). Эта модель оказала значительное воздействие на восточноевропейский варварский женский убор позднеримского времени (вельбаркско-цецельскую и черняховскую модели) и, в том числе, на убор Юго-Восточной Балтии, социальная структура которой была тесно связана с указанными выше центрами. В погребениях фазы В2/С1 на Калининградском п-ове появляются маркеры более высокого статуса, характерные для восточногерманских культур: детали ларцов, ключи, монеты, янтарные восьмерковидные бусины, ведерковидные подвески и т.д. (рис. 3, 5; 4, 9, 10; 5, 5; 6, 14–17).
22

Рис. 6. 1–7 – Большое Исаково/Lauth-36; 8–10 – Окунево/Grebieten-127; 11–20 – Большое Исаково/Lauth-19. 1–7, 11–21 – по: Skvorzov, 2007. Taf. 22, 43; 8–10 – SMB-PK MVF, рис., фото О. Хомяковой. Fig. 6. 1–7 – Bolshoye Isakovo/Lauth-36; 8–10 – Okunevo/Grebieten-127; 11–20 – Bolshoye Isakovo/Lauth-19. 1–7, 11–21 – after: Skvorzov, 2007. Taf. 22, 43; 8–10 – SMB-PK MVF, drawing, photo by O. Khomyakova

23 Фибулы группы V в формировании региональной модели варварского убора. Тем не менее, анализ самбийско-натангийских погребений фазы В2/С1–С1а показывает (Приложение; рис. 3, 1–8), что фибульные наборы в них не только отличаются от вельбаркских, но и имеют в своей основе другие формы. Основой убора, которая характеризует все его варианты – от одной до шести фибул, от «фемининно-нейтральных» погребений до погребений «богатых» женщин, является уже другая форма фибул V группы серии 1 – А.98 (Almgren, 1923. Taf. V: 98), или фибулы серии 3 по Т. Хауптману (Hauptman, 1998. S. 167, Abb. 1, 3, 9–11). Принадлежа к группе варварских гребенчатых фибул, эти изделия, тем не менее, имеют другую технологию и морфологию: литой корпус с массивной спинкой и три перекладины, с внешней стороны украшенные при помощи вбитых поперечно железных проволочек с насечками или железной пластины, имитирующей фольгу из драгоценных металлов (рис. 3, 1, 3; 4, 20, 23; 5, 2, 8, 13; 6, 1, 2, 8, 10, 12, 13). Распространение фибул А.98 (Nowakowski, 1996. S. 50, 51; Кулаков, 2014. С. 26), отсутствие прямых аналогий на восточногерманских территориях свидетельствуют о том, что они, вероятно, представляют собой тип, который появился и получил свое развитие на территории Балтии. Фибулы серии 1 группы V в Восточной Прибалтике распадаются на ряд локальных групп, имеют морфологические отличия от изделий из самбийско-натангийского ареала, отличаясь уплощенными перекладинами и осью-шарниром в футляре (Hauptman, 1998. Abb. 1, 10–13). Наиболее поздние, деградированные образцы данной линии развития с псевдошарниром и узкими перекладинами известны в Северной Латвии и Эстонии, их датировка – центральноевропейские фазы С1b, C2 и позднее (Шаров, 2006. С. 184, 185).
24 Эволюция элементов женского убора показывает, что, вероятно, именно фибулы А.98 окончательно замещают на фазе В2/С1 «глазчатые» фибулы группы III. В составе убора они часто выполняли роль парных застежек (рис. 4, 20, 23; 5, 8, 13; 6, 1, 2, 8, 9, 12, 13). В одних погребениях вместе с фибулами А.98 с тремя перекладинами, украшенными железными проволочками и накладками из железа, имитирующими фольгу из благородного металла, содержатся выполненные в той же манере массивные браслеты с профилированными окончаниями (рис. 5, 6, 7) и наиболее ранние фибулы А.VI–A.VII с кольцевым зерненым декором (рис. 5, 16; 6, 11), которые могут быть связаны с локальной традицией производства (подробно см. Khomiakova, 2012; 2017. P. 72–78).
25 Процесс, связанный с появлением локальных типов украшений, параллельно проходил и на территории Мазурского Поозерья, где находят фибулы, близкие к самбийской форме А.98 (Hauptman, 1998. Abb. 8, 11; Nowakowski, 1996. S. 50. Abb. 14, 490; 1998. Karte 6), но с рядом собственных черт. Мазурские фибулы не имели инкрустаций железными проволочками, целиком изготавливались из бронзы, имели сильно заостренную ножку и перекладины, украшенные гравированным орнаментом в виде заштрихованных треугольников (Tischler, Kemke, 1902. Taf. II, 14). В самбийско-натангийском ареале мазурские перекладчатые фибулы представлены единичными импортами (рис. 4, 21), в основном с памятников прегольской группы.
26 Помимо упомянутого «мазурского» типа перекладчатых фибул с влиянием стиля, характерного для форм А.130 и А.116/117 (см. Bliujienė, Butkus, 2017. S. 97, 98 – литература), связано появление в Юго-Восточной Прибалтике и фибул А.133 (Almgren, 1923. Taf. VI: 133), которые характеризуют: корпус из железа с изогнутой спинкой, высокий литой иглоприемник и прямоугольная площадка, расположенная на переходе от спинки к футляру, украшенная насечками, имитирующими напаянные пластинки. На фазах В2b–B2/С1 фибулы А.133 широко представлены на Мазурском Поозерье, став одним из признаков локальной культурной идентичности (Nowakowski, 1998. S. 198. Abb. 1). Встречаются они и на литовских территориях, где выделяется их особый корпус, имеющий некоторые морфологические отличия от экземпляров из Юго-Восточной Прибалтики (Bliujienė, Butkus, 2017. S. 97–113). В самбийско-натангийском ареале фибулы А.133 представляют импорты, происходя, главным образом, из материалов женских погребений могильников прегольской группы (рис. 4, 14). На Калининградском п-ове они редки. Балтским вариантом считаются фибулы с головкой быка из материалов Мазурского Поозерья, производные коленчатых фибул А.132, в сочетании со стилем, характерным для оформления рогов для питья (Nowakowski, 1998. S. 49, 200. Abb. 13, 304; Кулаков, 2014. С. 30).
27 Видимо, именно с появлением собственных массовых форм и стиля ювелирных изделий в Прибалтике начинает формироваться региональная модель женского убора. Наиболее вероятно, что изменения в материальной культуре Юго-Восточной Балтии в фазе B21, синхронной эпохе Маркоманских войн на дунайской границе Римской империи (166–180 гг.), – их косвенное отражение. В результате социальных изменений и экспансии населения Центральной Европы в самбийско-натангийский ареал появляется ряд предметов, типичных для пшеворской культуры, в частности – в фибульных наборах (рис. 3). Далее, вследствие угасания «Великого янтарного пути» в Юго-Восточную Прибалтику через Моравию и Польшу, для населения прибрежной зоны Балтии вместо разрушенных торговых и культурных связей ведущее значение приобретают контакты с населением вельбаркской культуры низовьев Вислы, Северной Европы и наиболее крупных островов Балтийского моря. Под их влиянием у местных племен и формируется набор элементов убора, их общая стилистика и появляются свои собственные формы изделий. В отличие от Калининградского п-ова, на развитие социальных структур, усиление роли в межкультурном обмене племен Мазурского Поозерья и Северной Польши (так называемых богачевской и судавской культур) более значительным было влияние с территории Центральной Европы.
28 Именно с середины II в. н.э. при изготовлении локальных форм украшений там начинается широкое использование техники opus interrasile (подробней см. Хомякова, 2015. С. 197–199. Рис. 17–19; там же литература) и выемчатых эмалей (Битнер-Врублевска, 2019. С. 171–190; Хомякова, 2019. С. 242–245. Рис. 8), которые со второй половины II–III в. получают собственные линии развития в других культурах Балтии и на более восточных территориях.
29 Наиболее поздние «переходные» формы самбийско-натангийского убора, сформированные на основе модели фазы В2, с фибулами А.98 содержат арбалетовидные фибулы групп VII (А.211) и VI (форм А.161–162, в том числе с тремя кнопками и кольцевой гарнитурой) (Приложение; рис. 4, 1–13; 5, 8–18). Гребенчатые фибулы А.98 рубежа фаз В2 и B2/С1 встречаются также в модели уже следующей, «постмаркоманнской» фазы (В2/С1–С1а и С1а), состоящей из двух фибул, поясного набора с пряжкой и наконечником ремня центральноевропейских типов, редко – единичных деталей пояса; ожерелья из немногочисленных стеклянных и единичных янтарных бусин и нескольких металлических подвесок; единичных браслета и кольца (рис. 6). Вероятно, к концу фазы В2/С1-С1а изменившийся тип убора мог по-прежнему формироваться из украшений предыдущего поколения, которое еще не успело смениться за такой короткий период (рис. 5, 8–18; 6, 11–21).
30 Данной модели наиболее близок набор элементов убора с территории Мазурского Поозерья и Северной Польши, фазы В2/С1 (см. Tempelmann-Mąçzynska, 1988. S. 173, 174), имевший в своей основе балтские формы фибул группы V (Битнер-Врублевска, 2019. Рис. 2–6). Женские погребения здесь отличают одна-две фибулы, единичные браслеты, ожерелья из немногочисленных стеклянных и янтарных бус и подвесок (Хомякова, 2020. С. 93, 94. Рис. 1, 4). Более редки гривны, детали поясов – наконечники ремней, пряжки и булавки. Однако ведущую роль уже играют локальные формы предметов – главный акцент, в отличие от самбийско-натангийской культуры, приходится на богатые нагрудные украшения и большое количество металлических подвесок в составе ожерелий.
31 В заключение отметим, что значительное влияние на появление в Юго-Восточной Прибалтике собственного фибульного набора, ювелирного стиля и стилистики убора оказали традиции, связанные с изготовлением «северноевропейских» форм застежек. Модель убора «среднедунайского облика», полностью воспринятая самбийско-натангийским населением на рубеже фаз В1/В2, достаточно быстро (в течение жизни одного-двух поколений) размывается под влияниями с территорий соседних культур. Если в конце I – начале II в. убор лишь дополнялся отдельными украшениями, происхождение которых не было связано с провинциальноримской традицией, то уже к середине II в. его полностью формирует набор элементов варварской традиции. В основе самбийско-натангийского убора позднеримского периода и эпохи переселения народов находится региональная модель убора, сформировавшаяся в центральном Балтийском регионе и в вельбаркской зоне с усилением здесь социальных центров и развитием ювелирного мастерства. Тем не менее, прекращение прямых контактов со среднедунайскими центрами и экспансия центральноевропейских племен в эпоху Маркоманских войн в середине–второй половине II в. оказали значительное воздействие на Юго-Восточную Балтию. Параллельно здесь проходило развитие (хоть и неравнозначных восточногерманским и североевропейским) социальных структур, ювелирной традиции и усиление межкультурного обмена. Поэтому уже в рамках горизонта погребений фазы В2/С1 фиксируется собственный вариант модели убора с локальным фибульным набором и украшениями, который и является одним из маркеров этих процессов.
32

Сформировавшийся в Юго-Восточной Прибалтике женский убор, вероятно, повлиял на убор остальной Балтии и более восточных территорий западной части лесной зоны Восточной Европы, где долгое время существовала модель с акцентом на большом количестве элементов нагрудных украшений, выделяемая на материалах богачевской и судавской культур. Категории убора, имевшие прототипы в центрально- и североевропейских древностях, первоначально появившиеся на Калининградском п-ове и в Мазурском Поозерье в виде разных имитаций, продолжали бытовать в Восточной Европе в отдельных случаях до VIII–IX вв. Тем не менее, в связи с особым положением самбийско-натангийской культуры женский убор (по материалам могильников Калининградского п-ова), ориентированный в позднеримское время и эпоху переселения народов в большей степени на социальные центры Южной Швеции, островов Балтийского моря и вельбаркской культуры нижнего течения Вислы, выделяется среди остальных культур Балтии близостью к восточногерманской модели.

33

Приложение

Appendix

Хронология женских погребений самбийско-натангийской культуры с фибулами группы V Chronology of the Sambian-Natangian female burials with group V brooches

34

35

Библиография

1. Амброз А.К. Фибулы юга европейской части СССР. M.: Наука, 1966 (САИ; вып. Д1-30). 142 с.

2. Архив Герберта Янкуна: Научный архив Герберта Янкуна (H. Jahnkuhn, Archive – Scientific archives of Herbert Jahnkuhn) // Archaologisches Landesmuseum Schlo? Gottorf in Schleswig.

3. Битнер-Врублевска А. Хронология восточноевропейских изделий с выемчатыми эмалями в Прибалтике и на территории вельбаркской и пшеворской культур // Краткие сообщения Института археологии. 2019. Вып. 254. С. 171–190.

4. Кулаков В.И. Первые фибулы эстиев // Barbaricum. 2015. T. 11. P. 365–375.

5. Кулаков В.И. Хронология подвязных фибул Пруссии фаз В1–С1 // Archaeologia Lithuana. 2003. Vol. 4. P. 96–111.

6. Кулаков В.И. Провинциально-римские и германские фибулы I–IV вв. в материальной культуре населения Янтарного берега. Калининград: Калининград. ин-т туризма, 2014. 132 с.

7. Кухаренко Ю.В. Могильник Брест-Тришин. М.: Наука, 1980. 130 с.

8. Хомякова О.А. Женский убор самбийско-натангийской культуры периода Римского влияния I–IV вв. н.э. (Анализ компонентов и хронология): дис. … канд. ист. наук [Рукопись] // Архив Института археологии РАН. Р-2. № 2809–2810.

9. Хомякова О.А. Хронология компонентов женского убора самбийско-натангийской культуры // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов. Конференция 3 / Ред. А.М. Воронцов, И.О. Гавритухин. М.: ИА РАН, 2012. С. 255–280.

10. Хомякова О.А. Стиль ажурной орнаментики Юго-Восточной Прибалтики римского времени // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов. Конференция 4 / Ред. А.М. Воронцов, И.О. Гавритухин. М.: ИА РАН, 2015. С. 190–231.

11. Хомякова О.А. Украшения круга эмалей из коллекции музея «Пруссия» // Краткие сообщения Института археологии. 2019. Вып. 254. С. 227–252.

12. Хомякова О.А. Женские погребения Юго-Восточной Прибалтики I–VIII вв. // Российская археология. 2020. № 1. С. 89–105.

13. Шаров О.В. О находке перекладчатой фибулы в Старой Ладоге // Славяне и финно-угры. Контактные зоны и взаимодействие культур / Ред. А.Н. Кирпичников, Е.Н. Носов, А.И. Сакса. СПб.: Нестор-История, 2006. С. 176–211.

14. Щукин М.Б. Готский путь. Готы, Рим и черняховская культура. СПб.: Санкт-Петербург. гос. ун-т, 2005. 576 с.

15. Almgren O. Studien u?ber die nordeuropaische Fibelformen der ersten nachchristlichen Jahrhunderte mit Berucksichtigung der provinzialromischen und sudrussischen Formen. Leipzig: C. Kabitzsch, 1923. 254 S.

16. Andersson K. Romartida guldsmide i Norden. Ovriga smycken, teknisk analys och verkstadsgrupper (Roman period gold jewellery in the Nordic countries. Other objects, technical analysis and workshop groups). Uppsala: Uppsala University, 1995 (Aun; 21). 243 S.

17. Andrzejowski J., Cieslinski A. Germanie i Baltowie u schylku starozytnosci. Przyjazne zwiazki czy wrogie sasiedztwo? // Kultura bogaczewska w 20 lat pozniej. Materialy z konferencji, Warszawa, 26–27 marca 2003 / Ed. A. Bitner-Wroblewska. Warszawa: Panstwowe Muzeum Archeologiczne, 2007 (Seminarium Baltyjskie; I). S. 279–319.

18. Bliujiene A., Butkus D. Heralds of the Late Roman Period or Some Remarks About the Balt Fibulae Type Almgren 133 // Orbis Barbarorum. Warszawa: Instytut Archeologii Uniwersytetu Warszawskiego, 2017 (Monumenta Archaeologica Barbarica. Series Gemina; VI). S. 97–113.

19. Droberjar E. Nova varianta spony typu Almgren 132 z Jevicka. K prechodnym formam Almgrenovy V. skupiny ve stupni B2/C1 // Archeologia na Prahu historie: k zivotnemu jubileu Karola Pietu / Eds G. Brezinova, V. Varsik. NIitra: Archeologicky ustav Slovenskej akademi, 2012 (Archaeologica Slovaca Monographiae. Communicationes Instituti archaeologici Nitriensis Academiae scientiarum Slovacae; vol. 14). P. 235–246.

20. Droberjar E. Markomannen und superiores barbari in Trebusice und Jevicko zur Zeit der Markomannenkriege. Zur Problematik der Ubergangsstufe B2/C1 in Bohmen und Mahren // Prehled vyzkumu. 2015. Vol. 56, 2. P. 103–125.

21. Godlowski K. Materialy do poznania kultury przeworskiej na Gornym Slasku (czesc II) // Materialy Starozytne i Wczesnosredniowieczne. 1977. Vol. 4. P. 7–237.

22. Hauptman T. Studien zu den Dreisprossenfibeln // 100 Jahre Fibelformen nach Oskar Almgren. Internationale Arbeitstagung 25–28 Mai 1997, Kleinmachnow, Land Brandenburg. Wunsdorf: Brandenburgisches Landesmuseum fur Ur- und Fruhgeschichte, 1998 (Forschungen zur Archaologie im Land Brandenburg; vol. 5). S. 159–173.

23. Khomiakova O. Sambian-Natangian Culture Ring Decoration style as an Example of Communication between Local Elites In Baltic Region in Late Roman Period // Archaeologia Baltica. 2012. Vol. 18 (II). P. 147–166.

24. Khomiakova O. The origins of cuff bracelets in West Balt cultures (according to data from Sambian-Natangian culture cemeteries) // Lietuvos Archaeologia. 2017. T. 43. P. 63–85.

25. Machajewski H. Die Fibeln der Gruppe V, Serie 8, im ostlichen Teil Mitteleuropas // 100 Jahre Fibelformen nach Oskar Almgren. Internationale Arbeitstagung 25–28 Mai 1997, Kleinmachnow, Land Brandenburg. Wunsdorf: Brandenburgisches Landesmuseum fur Ur- und Fruhgeschichte, 1998 (Forschungen zur Archaologie im Land Brandenburg; vol. 5). S. 187–196.

26. Natuniewicz-Sekula M. The Craft of the Goldsmith in the Society of the Wielbark Culture from the Roman Period – case study of the cemetery at Weklice // Interacting Barbarians Contacts, Exchange and Migrations in the First Millennium AD / Eds A. Cieslinski, B. Kontny. Warszawa: Uniwersytet Warszawski, 2019. P. 297–309.

27. Natuniewicz-Sekula M., Okulicz-Kozaryn J. Weklice. A cemetery of the Wielbark Culture on the Eastern Margin of Vistula Delta (Excavations 1984–2004). Warszawa: Fundacja Monumenta Archaeologica Barbarica, 2011 (Monumenta Archaelogica Barbarica; XVII). 431 p.

28. Nowakowski W. Das Samland in der Romischen Kaiserzeit und seine Verbindungen mit den Romischen Reich und der barbarischen Welt. Marburg: Philipps-Universitat, 1996 (Veroffentlichungen des Vorgeschichtlichen Seminars Marburg; Sonderband 10). 169 p.

29. Nowakowski W. Die Nebenformen Almgren 133 und 137 aus heutiger Sicht // 100 Jahre Fibelformen nach Oskar Almgren. Internationale Arbeitstagung 25–28 Mai 1997, Kleinmachnow, Land Brandenburg. Wunsdorf: Brandenburgisches Landesmuseum fur Ur- und Fruhgeschichte, 1998 (Forschungen zur Archaologie im Land Brandenburg; vol. 5). S. 197–201.

30. Oledzki M. Rollenkappenfibeln der ostlichen Hauptserie Almgren 37–41 und die Varianten Fig. 42–43 // 100 Jahre Fibelformen nach Oskar Almgren. Internationale Arbeitstagung 25–28 Mai 1997, Kleinmachnow, Land Brandenburg. Wunsdorf: Brandenburgisches Landesmuseum fur Ur- und Fruhgeschichte, 1998 (Forschungen zur Archaologie im Land Brandenburg; vol. 5). S. 67–84.

31. Pfeiffer-Frohnert U. Mit Augen am Fu? und mit Wulst statt Scheibe, Verbreitung und Zeitstellung der preu?ischen Nebenserie A 57-61 und ihrer Varianten // 100 Jahre Fibelformen nach Oskar Almgren. Internationale Arbeitstagung 25–28 Mai 1997, Kleinmachnow, Land Brandenburg. Wunsdorf: Brandenburgisches Landesmuseum fur Ur- und Fruhgeschichte, 1998 (Forschungen zur Archaologie im Land Brandenburg; vol. 5). S. 125–134.

32. Piertzak M. Pruszcz Gdanski. Fundstelle 10. Ein Graberfeld der Oksywie- und wielbark kultur in Ostpommern. Krakow: Instytut Archeologii i Etnologii Polskiej Akademii Nauk, 1997 (?Monumenta Archaeologica Barbarica?; t. IV). 268 p.?????????????????????????????????

33. Przybyla M. Migration of individuals in the Roman Period. Testimonies of fine female dress in Scandinavia // Acta Archaeologica. 2011. Vol. 82, № 1. P. 227–251.

34. Rasmussen B. Slusegardgravpladsen. V. Fundoversigt og genstandstyper. Hojbjerg: Jysk Arkaeologisk Selskab, 2010 (Jysk Ark?ologisk Selskabs Skrifter; XIV, 5). 443 S.

35. Richthofen J. von. Kleidungsgeschichtliche Studien an Fibeln der Alteren Romischen Kaiserzeit. Funktionale und chronologische Aspekte. Hamburg, 1996.

36. Skvorzov K. Das Graberfeld der romischen Kaiserzeit von Bol’soe Isakovo (ehemals Lauth, Kreis Konigsberg). Katalog der Funde aus den Grabungen 1998 und 1999 // Offa. 2007. Bd. 61/62 (2004/2005). S. 111–219.

37. Tempelmann-Maczynska M. Stroj kobiecy kultury wielbarskiej i jego powiazania z sasiednimi obszarami // Kultura wielbarska w mlodszym okresie rzymskim. T. II / Eds J. Gurba, A. Kokowski. Lublin: Uniwersytet Marii Curie-Sklodowskiej, 1988. P. 206–218.

38. Tempelmann-Maczynska М. Das Frauentrachtzubehor des mittel- und osteuropaischen Barbaricums in der romischen Kaiserzeit. Krakow: Jagiellonen-Universitat, 1989. 177 p.

39. Tischler O. Kemke H. Ostpreussische Altertu?mer aus der Zeit der grossen Gra?berfelder nach Christi Geburt. Konigsberg: W. Koch, 1902. 46 S.

40. Vo? H.-U. Fremd- nutzlich- machbar. Romische Einflusse im germanischen Feinschmiedehandwerk // Zwischen Spatantike und Fruhmittelalter. Archaologie des 4. bis 7.Jahrhunderts im Westen / Hrsg. S. Brather. Berlin: Walter de Gruyter, 2008. S. 343–366.

41. Wolagiewicz R. Lubowidz: ein birituelles Graberfeld der Wielbark-Kultur aus der Zeit vom Ende des 1. Jhs. v. Chr. bis zum Anfang des 3. Jhs. n. Chr. Krakow: Instytut Archeologii i Etnologii Polskiej Akademii Nauk, 1995 (Monumenta Archaeologica Barbarica; t. I). 124 p.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести