Памятник археологии федерального значения «Кокшаровский холм – Юрьинское поселение» находится на южном берегу Юрьинского озера в Верхнесалдинском городском округе Свердловской области на границе горно-лесной зоны Среднего Зауралья и Зауральского пенеплена (рис. 1а). Кокшаровский холм известен, прежде всего, как святилище эпохи неолита, расположенного в центре Юрьинского поселения, жители которого его и возвели (Шорин, 2003, 2010). Причем, неолитический этап его существования представлен всеми известными для региона типами керамики: кошкинский, кокшаровско-юрьинский (козловский), полуденский и басьяновский (боборыкинский). Время их существования охватывает всю эпоху неолита: с середины VII до ¾ V тыс. до н.э. в калиброванных значениях дат (см., например: Шорин, 2010; Шорин, Шорина, 2011а, 2018). Энеолитический же комплекс, который сменил на памятнике поздненеолитические полуденский и басьяновский, публикуется впервые. Он меньше по численности и представлен только поселенческими артефактами двух родственных, но разных в археологическом отношении культурных типов: аятский и шувакишский.

К сожалению, как и на подавляющем большинстве многослойных и нестратифицированных памятников региона при изучении любой эпохи каменного века крайне трудно достоверно связать с той или иной культурной традицией комплексы каменного инвентаря, поэтому анализ энеолитических артефактов сведен к характеристике особенностей керамических комплексов этих двух культурных типов.

К эпохе энеолита на памятнике отнесено более тысячи фрагментов шеек, стенок и единичных днищ не менее чем от 150 сосудов. Из них шувакишский тип представлен фрагментами развала только одного сосуда, остальные характеризуют аятский керамический комплекс.

Рис. 1. Географическое положение и план памятника археологии “Кокшаровский холм – Юрьинское поселение”: А – карта расположения памятника; Б – распространение энеолитической керамики по площади памятника. Fig. 1. Geographical location and a plan of the archaeological site Koksharovsky Hill – Yuryino settlement: A – map of the site location; Б – distribution of Eneolithic pottery over the area of the site

Рис. 2. Фрагменты сосудов аятской культуры (1–12) и сосуд шувакишского типа (13). Fig. 2. Fragments of the Ayat ware (1–12) and a vessel of the Shuvakish type (13)

Шувакишский сосуд реконструирован полностью, за исключением дна (рис. 2, 13). Изготовлен из глины с естественной примесью не только талька, но и мелкой дресвы. Это крупная слабопрофилированная, скорее всего круглодонная, емкость с диаметром горловины около 30 см и высотой около 28 см. Наплыв с внутренней стороны отсутствует. Венчик уплощенный, без орнамента. Короткая прямая шейка, в 1 см, слегка намечена и переходит в слабо раздутое тулово. На ее переходе в тулово нанесен горизонтальный ряд округлых вдавлений диаметром 5 мм, которые с внутренней стороны сосуда образуют «жемчужины». Некоторые из этих вдавлений были сквозными. Орнамент сплошь покрывает, видимо, всю внешнюю поверхность сосуда. Практически до придонной части он монотонен и единообразен и представлен горизонтальными линиями (их не менее 20), выполненными отступанием оттисков 6-зубого «жучкового» среднегребенчатого штампа. В начале придонной части сосуда это чередование горизонтальных линий разорвано рядом наклоненных влево оттисков 5-зубого «жучкового» штампа. Затем практически до дна опять повторяется узор в виде монотонных горизонтальных линий, нанесенных тоже отступанием, но уже в виде оттисков 5-зубого «жучкового» штампа. Как было орнаментировано дно, не ясно. Помимо этого, следует отметить фиксацию в придонной части сквозного отверстия диаметром 5 мм, просверленного с внешней стороны сосуда, что делает более вероятным использование его как тары для хранения каких-то нескоро портящихся твердых продуктов.

Рис. 3. Сосуды аятской культуры. Fig. 3. Vessels of the Ayat culture

Характеристику аятского комплекса представим в обобщенном виде.

На основании данных И.Н. Васильевой, приведенных в специальной статье, посвященной характеристике технологии изготовления всех керамических комплексов Кокшаровского холма, включая энеолитический, аятские гончары в качестве исходного сырья использовали преимущественно илистые глины, реже глины с естественной примесью талька (нередко обильной – авторы); редко – глины. Сырье использовалось в увлажненном состоянии, четких признаков его дробления не выявлено. Вся посуда изготовлена способами скульптурной лепки. Конструирование сосудов осуществлялось лоскутным, редко зональным налепом или по частям. Основным способом обработки поверхностей являлось заглаживание. С внешней стороны оно осуществлялось чаще мягким материалом или подвергалась уплотнению без блеска, с внутренней – как мягким материалом, так и твердым предметом: деревянным или костяным ножом. Прием лощения использован в единичном случае (Васильева, 2011. С. 115–116).

Рис. 4. Фрагменты сосудов аятской культуры. Fig. 4. Fragments of the Ayat ware

Таблица 1. Радиоуглеродные даты с археологических памятников лесного Зауралья1

Table 1. Radiocarbon dates for archaeological sites in the forest Trans-Urals

Реконструировать формы и орнаментальные композиции, да и то в неполном объеме, можно только для девяти сосудов.

Это слабопрофилированные тонкостенные емкости как небольшие (с диаметром горловины от 12 до 24 см), так и крупные по размерам – с диаметром горловины от 30 до 40 см¹. Они круглодонные (рис. 3, 2, 3; 4, 10). Венчики (срезы горловины) округлые, редко плоские, без орнамента. Короткие, в 1–1,5 см, прямые или слегка отогнутые наружу шейки нередко только намечены. Наплыв с внутренней стороны, свойственный сосудам неолитической эпохи, отсутствует. Но орнамент в виде наклоненных вправо или влево отрезков мелко– или среднегребенчатого штампа в 4–5 зубцов на внутренней стороне шейки ряда емкостей присутствует (рис. 2, 1, 3; 3, 2, 3, 5; 4, 3, 12).

Внешняя поверхность сосудов орнаментирована сплошь, включая, вероятно, и дно (рис. 3, 3; 4, 10). Зональность узоров горизонтальная. В орнаментальной схеме преобладают узоры в виде рядов горизонтальных и волнистых линий, зигзагов, наклоненных, преимущественно вправо, отрезков, нанесенных мелким и средним гребенчатыми штампами с разным количеством зубцов, иногда их даже больше 13–15 (рис. 2–4). Встречаются также «шагающая» гребенка, в том числе с очень плотной амплитудой шага (рис. 2, 10; 3, 3), и прочерченные линии, выполненные двузубым штампом или тонкой палочкой (рис. 2, 1; 3, 2; 4, 10;). Нередко один и тот же узор в орнаментальной композиции конкретного сосуда повторяется не единожды (рис. 2, 1, 10–12; 3).

В орнаментальную схему ряда сосудов наряду с простыми (линейными) узорами включены и геометрические. Это цепочки взаимопроникающих и заштрихованных, обращенных вершинами вверх, треугольников, заштрихованных ромбов, горизонтальных линий, которые разорваны строенным вертикальным зигзагом, и пр. (рис. 2, 2–9, 11, 12). Яркая геометрическая композиция присутствует, в частности, на фрагментах, принадлежащих, видимо одному, сосуду (рис. 4, 1, 2, 4, 5, 7, 8). Орнамент на внешней его поверхности расположен несколькими горизонтальными зонами. Их было, видимо, не менее трех. По верху и низу эти зоны ограничены 4 горизонтальными линиями, выполненными последовательно поставленными друг за другом (или прокатанного) оттисками длиннозубого мелкогребенчатого штампа. Внутри этих широких, в 7–8 см, зон тем же штампом в виде сдвоенных и строенных диагональных перекрещивающих линий нанесен по косой сетке «паркетный» узор, в основе которого лежат ромбы и треугольники, обращенные с ритмическим чередованием вершинами как вверх, так и вниз. В первой зоне эти геометрические фигуры не заштрихованы, а последующих штриховка их проведена тонкими прочерченными линиями. Причем, на тулове сосуда диагональные перекрещивающие линии, которыми по косой сетке нанесен «паркетный» узор, как и линии, разделяющие горизонтальные зоны, сгруппированы уже по пять.

Орнаментальные композиции на днищах восстановлены только для двух сосудов. На одном из них это композиция в виде повторяющегося концентрического узора, состоящего из 4-х горизонтальных рядов оттисков с сильным наклоном вправо 5-зубого среднегребенчатого штампа, внутри которого тем же штампом сформировано 10 горизонтальных линий (рис. 3, 3). На другом тонкой прочерченной палочкой нанесен геометрический узор в виде волнистых лучей, расходящихся от основания дна к придонной части, (рис. 4, 10).

Характерной орнаментальной чертой значительной части аятских сосудов памятника является наличие на переходе шейки в плечико горизонтального ряда глубоких ямочных вдавлений диаметром 3–5 мм, образующих с противоположной стороны емкости «жемчужины» диаметром 4–6 мм. Эти вдавления наносились как с внешней (рис. 2, 1; 3, 1; 4, 3) так и внутренней стороны емкостей (рис. 3, 4, 5). На одном сосуде в этой зоне такой горизонтальный ряд состоит из сквозных круглых вдавлений диаметром 2 мм (рис. 3, 3). Помимо этого, на двух фрагментах от одного сосуда такие сквозные отверстия диаметром в 3 мм, оформленные встречным сверлением как снаружи, так и изнутри емкости, фиксируются не только по верху горловины, но и в придонной части (рис. 4, 4, 5). Не исключено, что этот крупный сосуд мог использоваться как емкость для хранения каких-то нескоро портящихся твердых продуктов, например: ягод, орехов, кореньев и т.п. Возможно также, наличие нагара на внутренних стенках двух емкостей косвенно свидетельствует, что они употреблялись для приготовления пищи (рис. 2, 10; 3, 1).

Таблица 2. Радиоуглеродные даты с археологических памятников Тюменского и Курганского Притоболья

Table 2. Radiocarbon dates for archaeological sites in the Tyumen and Kurgan areas of the Tobol river region

Подводя итог анализу керамического комплекса памятника, следует отметить, что в орнаментальной схеме аятских сосудов преобладают узоры в виде рядов горизонтальных линий и зигзагов, отрезков наклоненных, преимущественно вправо, нанесенных мелким и средним гребенчатыми штампами с разным количеством зубцов, но чаще не более 4 – 7. Встречается также «шагающая» гребенка и прочерчивание тонкой палочкой. Абсолютно доминирует горизонтальная зональность расположения нередко повторяющихся, обычно их два, орнаментальных мотивов (рис. 2, 10, 11; 3, 3, 5). Сочетание этих простых орнаментов с треугольниками, ромбами, ромбической сеткой и пр. придают аятской посуде, в том числе Кокшаровского холма (рис. 2, 2–9, 4, 1–8), нарядный облик. Именно культуры с такой посудой в зауральском регионе объединяют в понятие «культурно-историческая область культур гребенчатого геометризма» (см., например: Шорин, 1999а).

Но в сравнении с неолитической эпохой появляются и новые черты. Это использование в форме энеолитических сосудов такой детали, как слабо выраженная короткая шейка, исчезновение с внутренней стороны емкостей массивных наплывов, особенно свойственных полуденской керамике, включение в орнаментальную композицию на переходе шейки в плечико с внешней или с внутренней стороны горизонтального ряда ямок, образующих на противоположной стороне сосуда «жемчужины». На аятской посуде полностью доминирует гребенчатая, и даже печатная средне- или мелкогребенчатая техника орнаментации (в последнем случае регулярно использовался штамп с большим количеством зубцов), которая в лесной зоне Зауралья полностью отсутствовала на неолитической кошкинской и басьяновской посуде. Правда, печатный, обычно среднегребенчатый, штамп использовался уже на ранненеолитической кокшаровско-юрьинской посуде, но только в качестве разделителей основных орнаментальных зон; т.е. здесь он играл подчиненную роль. Но в то же время, в орнаментальной схеме аятских сосудов Юрьинского поселения нередко присутствует и такой орнаментальный мотив как «шагающая гребенка», широко употребляемый для украшения посуды поздненеолитической полуденской культуры. Более того, три аятских сосуда анализируемого комплекса (рис. 2, 10; 3, 1, 3), в орнаментальную схему которых включены ряды плотно поставленной шагающей гребенки, близки полуденским, а в одной из ранних публикаций, первый из них был даже отнесен к полуденскому типу керамики (Шорин, 2007, рис. 13, 3). Сама же полуденская декоративно-морфологическая схема во многом формировалась под влиянием кокшаровско-юрьинской. Но в отличие от нее, при сохранении отступающе-накольчатой манеры орнаментации, полуденские гончары основные орнаментальные зоны чаще заполняли уже узорами, нанесенными гребенчатым штампом. «Данью» же ранненеолитическим традициям региона было массовое использование таких приемов как «шагающая» гребенка и «протащенная» гребенка (так наз. «волнисто-гребенчатая орнаментация»), воспринятая и аятскими гончарами. То есть, гребенчатый штамп, как инструмент для нанесения орнамента, вытесняющий палочку, нередко использовался также в движущейся манере. С поздненеолитической эпохой на аятской посуде можно связывать и такой технический прием, как нанесение узоров двузубым штампом. Этим инструментом широко пользовались поздненеолитические басьяновские гончары (Шорин и др., 2015. С. 7–11. Рис. 2, 5). Правда, ими орнамент наносился в виде линий зигзагов, а на аятских сосудах это волна (рис. 3, 2; 4, 10). Хотя справедливости ради следует отметить, что волнистые прочерчивания или отступания с периодическим нажимом двузубым штампом или палочкой иногда включались в орнаментальную схему как ранненеолитической кошкинской и кокшаровско-юрьинской, так и поздненеолитической полуденской посуды. То есть, орнаментация посуды гребенчатым штампом в Зауралье имеет глубокую традицию. Но доминирующими эта техника нанесения узора становятся только с поздненеолитической эпохи. Более того, именно с эпохи энеолита возобладала печатно-гребенчатая техника орнаментации, и в Зауралье она стала доминирующей на посуде и последующих археологических эпох. Но, если в эпоху энеолита в регионе существовала еще липчинская культура, в гончарстве которой преобладала так наз. «ложно-шнуровая техника» (Шорин, 1999б. С. 9; Чаиркина, 2005. С. 195–200), а на начальном этапе бронзового века ташковская культура, в орнаментации посуды которой существенную роль играла, наряду с печатно-гребенчатой, отступающе-накольчатая техника нанесения узоров, а также прием «гребенки в движении» (Ковалева, 1997. С. 29–30; Ковалева и др., 2000. С. 50), то с эпохи поздней бронзы и вплоть до появления гончарной посуды эти орнаментальные традиции в регионе уже не встречаются. Ведущей в регионе становится печатно-гребенчатая традиция орнаментация посуды, которая в последующие археологические периоды сочетается с желобчатой, резной, фигурно-штампованной, шнуровой.

О связи аятской керамической традиции с предшествующими неолитическими культурами региона свидетельствуют и технологические особенности ее изготовления. И.Н. Васильева, сравнивая особенности технологии изготовления посуды всех неолитических и аятского комплексов Кокшаровского холма, пришла к интересному выводу, что «аятское гончарство выделяется набольшей однородностью состава навыков изготовления керамики и обнаруживает близость с совокупностью «местных» (неолитические кошкинские, кокшаровско-юрьинские, полуденские, басьяновские – авторы) гончарных традиций, сформировавшихся еще в кокшаровско-юрьинское (ранненеолитическое – авторы) время. Складывается впечатление, что к эпохе энеолита произошла полная интеграция различных в культурном отношении групп населения, и доминирующими стали местные гончарные традиции» (Васильева, 2011. С. 123).

Возвращаясь к характеристике энеолитического комплекса самого памятника, отметим, что аятским населением на его территории осваивалась, прежде всего, площадка в центральной мысовой самой высокой части памятника и к югу от него в глубине мыса на площади примерно 20 м вдоль берега и 13 м вглубь. Это та возвышенная мысовая часть сакральной площадки некогда существовавшего здесь неолитического святилища Кокшаровский холм, где кошкинским и кокшаровско-юрьинским населением были сооружены культовые объекты 1–4, 8, 6 и 7, а также жилой объект 21; находок же энеолитической керамики на склоне мыса и в пойме существенно меньше (рис. 1б). Причем, энеолитическое население, скорее всего, и не подозревало о существовании ранее на мысу насыпного неолитического святилища; площадка была наверняка уже задернована, т.к. между этими событиями прошло около тысячи лет. Сама же возвышенная точка пространства, насыпанная в неолите ближе к кромке мыса, могла служить естественной защитой жителей энеолитической стоянки от господствующего в то время западного и северо-западного переноса воздушных масс. (Это был период атлантического термического максимума в палеоклиматической периодизации региона). Отсутствие следов жилых сооружений на этой площадке не исключает, что здесь строились легкие наземные постройки. То есть, место обитания могло носить кратковременный и (или) многократный (найдены фрагменты не менее чем от 150 сосудов) сезонный характер и посещалось энеолитическими коллективами, скорее всего, в теплое время года: поздняя весна – ранняя осень. Включали ли в себя эти аятские коллективы и шувакишскую группу населения сказать сложно, т.к. развал шувакишского сосуда найден несколько в стороне от основного скопления аятской керамики, на удалении около 8 м к востоку. Но, скорее, все-таки это был единый коллектив и для эпохи энеолита региона наличие на аятских стоянках небольшого числа посуды других культурных типов, особенно липчинского и наоборот, является правилом. Вероятно, это археологическое отражение экзогамного характера первобытных коллективов. Так было и в предшествующую эпоху, т.к. на Кокшаровском холме и Юрьинском поселении фиксируется сосуществование в раннем неолите кошкинских и кокшаровско-юрьинских групп населения, а в позднем – басьяновских и полуденских (Шорин, Шорина, 2019. С. 264).

Время функционирования аятского населения на памятнике помимо стратиграфических наблюдений определено и радиоуглеродными датами, полученными по C¹⁴, извлеченного непосредственно из двух фрагментов керамики: Кі-15541: 5440 ± 90 BР 1 4370–4220 BC, 2 4460–4040 BC и Кі-15907: 5250 ± 90 BР 1 4230–4190 и 4170–3970 BC, 2 4350–3800 BC (Шорин, Шорина, 2011б. С. 249, 253. Табл. I, 25, 26. Рис. 2, 6, 7). Сопоставление этих дат с другими энеолитическими памятниками Зауралья, включая лесное и лесостепное Тюменское и Курганское Притоболье, показывает, что энеолитический комплекс Юрьинского поселения отражает самое начало энеолитической эпохи в регионе, восходящей уже к третьей – последней четверти V тыс. до н.э. в калиброванных значениях дат (табл. I, 35–40; II, 15–20). И по материалам памятника наглядно видно, что формирующееся аятское население новой археологической эпохи хронологически (Шорин, Шорина, 2018. С. 104) и генетически было неразрывно связано с поздненеолитическим полуденским и басьяновским. А, в конечном счете, продолжило традиции всей предшествующей неолитической эпохи региона.