Везде
Особенная кремнеобрабатывающая мастерская эпохи энеолита на поселении Мартюшевское II (долина Печоры, Республика Коми)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Особенная кремнеобрабатывающая мастерская эпохи энеолита на поселении Мартюшевское II (долина Печоры, Республика Коми)
Аннотация
Код статьи
S086960630011480-7-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Карманов Виктор Николаевич 
ORCID: 0000-0002-5091-501X
Должность: Заведующий сектором
Аффилиация: Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения РАН
Адрес: Сыктывкар, 167005, ул. Ветеранов, д. 12, кв. 31
Туркина Татьяна Юрьевна
ORCID: 0000-0002-6566-0929
Аффилиация: Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения РАН
Адрес: 167982, Сыктывкар, ул. Коммунистическая, 26
Стельмах Ирина Федоровна
ORCID: https://orcid.org/0
Выпуск
Номер 3
Страницы
20-36
Аннотация

Публикуются материалы места производства изделий из кремня на поселении Мартюшевское II. Авторы на основе анализа выявленных следов и остатков углубленного жилища доказывают, что в нем функционировала мастерская, особенность которой – изготовление фигурного кремня – лунниц. В настоящее время это первое и единственное достоверное место производства символических изображений в Восточной Европе – основной территории этого явления в финальном неолите и энеолите. Новые источники расширяют этот ареал и предоставляют исследователям новые возможности для изучения первобытной культуры. Доступные для сравнения аналогии позволяют предложить атрибуцию выявленных источников как памятника гаринской культуры энеолита с предварительной датировкой в рамках втор. пол. III – перв. пол. II тыс. дон.э.

Ключевые слова
энеолит, река Печора, жилище, кремнеобрабатывающая мастерская, кремнёвая скульптура, наконечник стрелы
Источник финансирования
Исследование выполнено в рамках научно-исследовательских работ «Археологическое наследие европейского Северо-Востока России: выявление, научное описание и систематизация» (АААА-А17-117021310069-5) и «Производство и использование орудий труда в палеолите, неолите и эпоху бронзы (технологическое, трасологическое и экспериментальное изучение археологических материалов)» (№ 0184-2019-0008).
Классификатор
Получено
12.09.2020
Дата публикации
23.09.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
116
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1

Введение
2

Кремнеобрабатывающие мастерские часто входят в состав жилищных комплексов энеолита и эпохи бронзы на северо-востоке Европы. Их представляют остатки мест производства в виде компактных скоплений отходов и брака, свидетельствующих наряду с готовой продукцией об их основной специализации в изготовлении наконечников стрел (Карманов, Гиря, 2018; Карманов, 2019). Наши представления о первобытной культуре расширяют материалы жилища № 1 поселения Мартюшевское II на р. Сев. Мылве (долина р. Печоры, Республика Коми), где найдено не менее 15 бифасов в форме полумесяца – т.н. «лунниц». Это распространенный образ в кремнёвой пластике лесной зоны Восточной Европы в финале неолита и в энеолите (Жульников, 2010. С. 303-316; Кашина, 2010. С. 88-97). Но на обширной территории Республики Коми было известно всего 4 предмета. Только один из них имел достоверную связь с комплексом определенной атрибуции – жилищем № 1 поселения Ласта VIII на р. Ижме (Истомина, Макаров, 2018). Остальные три артефакта обнаружены в слоях поликультурных и многокомпонентных памятников бассейна р. Вычегды – поселений Вис I и Себъяг I (Археологическая карта Республики Коми, 2014. Рис. 23, 3, 4).
3

Цель публикации помимо ввода в научный оборот новых источников – атрибуция и определение места мастерской Мартюшевской II в синхронных культурах Северной Евразии. На основе анализа выявленных следов и остатков мы попытаемся доказать, что изученный контекст представляет собой углубленное в грунт жилище, в котором действовала мастерская для изготовления кремнёвых наконечников стрел и лунниц.
4 Характеристика памятника
5

Рис. 1. Поселение Мартюшевское II. Местоположение (А) и ситуационный план (Б). Условные обозначения: а – жилищная впадина и ее номер; б – раскоп 2018 г. Fig. 1. The Martyushevskoye II settlement. Its location (A) and situation plan (Б). 1 – dwelling depression and its number; 2 – 2018 excavation site
6 Поселение Мартюшевское II расположено на правом берегу р. Северной Мылвы (левый приток р. Печоры) в 2,5 км к юго-юго-востоку от пос. Мылва Троицко-Печорского района Республики Коми. Оно занимает поверхность надпойменной террасы, измененную эоловыми процессами, и примыкающую в настоящее время на юго-востоке к современному руслу реки, на юге – к древнему сегменту ее поймы (рис. 1). Оно открыто В.И. Канивцом в 1962 г. (Канивец, Лузгин, 1963. С. 52-54); в 1988 г. обследовано И.О. Васкулом, выявившим жилищную впадину № 1 (Васкул, 1989). В 2013 г. В.Н. Карманов обнаружил на нем еще два аналогичных объекта, а также установил, что угрозу сохранности памятника представляют боковая эрозия р. Северной Мылвы; деятельность местного населения; сеть действующих лесных дорог и траншей противопожарных разрывов. Это послужило поводом для аварийно-спасательных раскопок, проведенных в 2018 г. Т.Ю. Туркиной и В.Н. Кармановым.
7

До раскопок на современной поверхности определена впадина размерами 5х8 и глубиной до 0,4 м (рис. 2А) - остатки древней углубленной постройки. Изученные отложения характерны для памятников, располагающихся в подзолистых почвах, слагающих надпойменные песчаные террасы, покрытых эоловым чехлом (Косинская, 1990; Карманов, 2008. С. 19-21). Особенность изученного участка – переотложенные грунты и потревоженные участки культуровмещающих отложений мощностью до 0,1-0,15 м, особенно в северо-восточной части впадины. Они свидетельствуют о механическом воздействии на уже существовавшую впадину в результате современной хозяйственной деятельности и естественных процессов. Еще какие-то неопределенные воздействия оказывались на остатки постройки в древности, но уже после ее археологизации, что документируется неестественным залеганием элювиального песка и его деформации на отдельных участках.
8

Рис. 2. Мартюшевское II. Количественное распределение находок на плане раскопа (А) и обобщенный план (Б). Условные обозначения: а – горизонтали рельефа современной поверхности, сечение 0.05 м; б – современные деревья; в – археологи- ческие предметы; г – гальки и валун некремневых пород; д – границы искусственных объектов; е – наиболее выраженный участок культурного слоя; ж – следы очагов; з – границы современных ям; и – яма, образовавшаяся от упавшего дерева; к – естественные деформации. Fig. 2. Martushevskoye II. A – quantitative distribution of finds on the excavation plan; Б – general plan
9

Раскопом площадью 106 кв. м изучены следы и остатки углубленной постройки, возможно, с тамбуром или второй камерой (рис. 2А). Восстанавливается котлован сооружения, имеющий в плане форму прямоугольника со сторонами 5,2 и 8,4 м и углубленный в грунт на 0,3-0,35 м. Один вход-выход примыкал к короткой западной стороне, а к противоположному краю, возможно, еще такой же вход-выход или переход во вторую камеру. Этот участок между двумя конструкциями в наибольшей степени пострадал от современной хозяйственной деятельности, и поэтому нет уверенности, изучена двухкамерная постройка или зафиксировано частичное наложение на план двух разновременных сооружений. Отложения в пределах второй малой камеры или самостоятельной постройки содержали сравнительно небольшую коллекцию, в которой информативные артефакты отсутствовали, поэтому в дальнейшем речь пойдет об основном сооружении.
10

По центральной длинной оси постройки на расстоянии 4,5 м друг от друга располагались два очага – № I в западной части (кв. 11, 12/13, 14), № II – в восточной (17/13, 14). Предположительно они не имели конструктивного оформления и сохранились в виде линз бурого или темно-коричневого песка округлой в плане формы.
11 Учитывая преобладание кремневого дебитажа в коллекции (18883 из 20327 экз.), распределение находок на плане отражает преимущественно особенности залегания отходов камнеобработки. Их наибольшее количество залегало в границах котлована постройки (рис. 2Б), а предметы вне сооружений не образуют явных скоплений и неравномерно распределены по всей площади раскопа и по глубине. Их средняя плотность значительно меньше, чем таковая в границах построек: 26 против 363 ед./кв. м. Исключение – яма № 2, где этот показатель был 192.
12

В котловане постройки предметы залегали неравномерно: около 7000 или 35% кремневых изделий составляли компактное скопление у западного выхода и очага № I. Это указывает на то, что они были складированы намеренно после уборки на месте точка, который, вероятно, располагался поблизости: определены концентрации дебитажа вокруг очага. Но естественные деформации грунта, исказившие исходное распределение кремня на этом участке, лишили нас твердой уверенности в этом. Более достоверно определяется место производства в юго-восточном углу жилища (кв. 16-18/14-16), выраженное кольцеобразным скоплением около 4000 предметов (20% от всех кремнёвых артефактов) и валуном некремневой породы уплощенной формы размерами 0,25х0,41х0,16 м. Он не имел явных макроследов износа и мог исполнять роль импровизированного сиденья мастера. Предположим, что трасологическое изучение микроследов на нем позволит выявить свидетельства его иного использования.
13 За пределами сооружений выявлены две ямы. Яма № 1 (кв. 14,15/12) округлой в плане формы, с диаметром около 0,4 и глубиной 0,16 м примыкала к северной стенке котлована и содержала грунт, насыщенный охрой. Предметы в ней не обнаружены, назначение не определено. Яма № 2 (кв. 19, 20/16-18), вероятно, была впущена в уже существовавшее в то время естественное углубление от упавшего дерева. Изначально она имела округлую в плане форму диаметром 1,0-1,3 и глубину до 0,45-0,50 м. Среди сравнительно многочисленных находок (около 700 предметов) в яме обнаружены информативные артефакты: фигурка водоплавающей птицы, 2 целых наконечника стрел и фрагмент стенки керамического сосуда. Но эти сведения и ничем не примечательный характер заполнения не позволяют определить ее функции.
14 Описание и анализ артефактов
15

Переданная на постоянное хранение в научный музей археологии европейского Северо-Востока Института ЯЛИ Коми НЦ УрО РАН коллекция включает 20327 предметов: 19904 кремнёвых изделия; 111 артефактов и манупортов из некремневых пород (точнее не определялись); 209 обломков 10 керамических сосудов; неопределенное изделие из глины; накладка (?) из витой плоской проволоки, скрученной в спираль и язычок пряжки или обломок браслета из медьсодержащего сплава; 99 очень мелких обломков и крошки кальцинированных костей, в т.ч. рыб (судя по имеющимся позвонкам).
16

Рис. 3. Мартюшевское II. Кремневые наконечники стрел (1–9) и их заготовки (10–14). Fig. 3. Martyushevskoye II. Flint arrowheads (1–9) and arrowhead blanks (10–14)
17

Рис. 4. Мартюшевское II. Кремневые лунницы (1–6) и их заготовки (7, 8). Fig. 4. Martyushevskoye II. Flint moon-shaped bifaces (1–6) and blanks for them (7, 8)
18

Рис. 5. Мартюшевское II. Кремневые предметы: обломки лунниц (1–7) и изделий, схожих с ними по форме (8–10); орнито- морфное изображение (11). Fig. 5. Martyushevskoye II. Flint items: fragments of moon-shaped bifaces (1–7) and products of similar shape (8–10); a bird-shaped image (11)
19 Среди изделий из кремня преобладают отходы камнеобработки: чешуйки (9909 экз.), отщепы (7906), пластинчатые сколы (302), куски (21) и осколки (745). Обращает на себя внимание большое количество изделий с признаками намеренной тепловой обработки (1448) и разной степени термического воздействия (1740). Диагностируемые продукты расщепления – сколы бифасиального утончения – преимущественно отщепы мелких размеров (2011). Этому соответствует большое количество двусторонне обработанных кремней на разных стадиях изготовления – от отдельностей сырья с пробными снятиями до завершенных изделий (217). В 45 предметах распознаются наконечники стрел, в 15 – лунниц, а у 157 экземпляров целевая форма достоверно не определяется, вероятно, – это заготовки наконечников. Все они сделаны из отдельностей кремня, исходные формы и характеристики которых неопределимы из-за намеренной термической обработки и значительного изменения начальных поверхностей в результате бифасиального расщепления.
20 Наконечники стрел представляют собой бифасы листовидной формы в основе. Для определения размерности и описания форм использованы данные только по артефактам и их фрагментам, обработка которых завершена или близка к таковой: самый крупный наконечник имел размеры 14х63 (рис. 3, 9), а самый мелкий – 12х26 мм (рис. 3, 1). Показатель массивности – отношение максимальной ширины к наибольшей толщине составляет в среднем 2,95.
21 Выделяются две группы наконечников – с прямым и вогнутым основанием. Изделий с прямой базой – 13, включая 6 обломков; с вогнутой – 7, в т.ч. 3 фрагмента (рис. 3, 4-7, 9). У двух наконечников прямое основание скошено (рис. 3, 4). Выделяется 3 предмета, у которых шипы, образованные выемкой, имеют разную длину (рис. 3, 1-3). Для изделий с прямым основанием характерно сужение к базе, а края изделий с вогнутым – субпараллельны. На одном из фасов самого крупного наконечника с незначительно обломанным острием сохранились остатки клея для крепления к древку стрелы (рис. 3, 9). Анализ этого вещества не проводился.
22 Фигурный кремень представляют бифасы (рис. 4, 1-7; 5, 1-7) в виде полумесяца или серпа – лунницы, определяемые как символические изображения (Замятнин, 1948. С. 110, 111), и орнитоморфное изображение (рис. 5, 11). А.М. Жульников предложил группировку лунниц, исходя из «формы изделия в плане, наличия/отсутствия выступов и их расположения, наличия/отсутствия выемок для привязывания» (Жульников, 2010. С. 304, 305; рис. 1). Поскольку для этой классификации использованы все доступные для изучения предметы обширной территории, то правомерно определить место артефактов поселения Мартюшевское II в этом контексте.
23 Согласно этой группировке 5 изделий без выемок в центральной части достоверно относятся к варианту А группы 1 – полные бифасы серповидной формы (рис. 4, 3-6). 2 предмета с треугольными выступами на выпуклой части (рис. 4, 1, 2) принадлежат варианту А группы 2. Их отличает еще и то, что они изготовлены из сравнительно тонких отщепов с двусторонней обработкой контура изделий. Другие кремни в коллекции – обломки (рис. 5, 1-7) и их изначальная форма предположительна. Однако разница в обработке изделий разных групп позволяет отнести их с большей степенью вероятности к простейшим формам варианта А группы 1.
24 По аналогии с описанными выше символическими изображениями еще 3 предмета в обломках могли быть частями фигурных кремней или оригинальными формами орудий (рис. 5, 8-10).
25 В коллекции также присутствует 2 бифаса. Один из них в завершающей стадии расщепления с уже легко узнаваемой формой варианта А группы 1 (рис. 4, 7), скорее всего, был забракован мастером из-за серии сколов со ступенчатыми окончаниями на обеих поверхностях и/или поломки. Очертания второго предмета в плане близки сегменту и очевидны усилия по приданию ему формы серпа (рис. 4, 8), но серия неудачных снятий с заломами, вероятно, помешала дальнейшей обработке заготовки. Благодаря наличию такого брака можно предварительно судить о стадиях изготовления кремнёвых лунниц, и, несомненно, это весомый аргумент в пользу их производства на изученном месте.
26 В собрании фигурного кремня выделяется частично обломанное изделие, вероятно, орнитоморфное изображение. Ее пространственное положение также отличается – оно найдено в заполнении ямы № 2 за пределами постройки (рис. 5, 11).
27 Помимо наконечников стрел и символических предметов 127 изделий из кремня использовались как орудия труда. Наибольшую часть из них составляют предметы, использовавшиеся в разных насущных кратковременных операциях – 59 разнообразных сколов с краевой ретушью и возможными признаками утилизации. Среди морфологически выраженных орудий больше всего скребков – 44. Ножи на сколах разных видов и форм (12), скобели (6), проколки (3), комбинированные орудия (3) не образуют серий. Доля изделий с вторичной обработкой в общей совокупности кремня – показатель не безусловный, но традиционно используемый как критерий места производства. В изученном контексте она низка и составляет всего 1,7% с учетом чешуек или 3,4% без учета таковых.
28

Некремнёвые породы представляют преимущественно необработанные гальки, плитки и их обломки. Терраса и покрывающие ее эоловые пески не содержат такой материал, и можно утверждать, что в первобытности его намеренно принесли в жилище. Среди манупортов своим размером выделяется упомянутый выше валун. Орудия представляют 4 абразива – изделия с макроследами утилитарного износа на одной из поверхностей; 2 грузила – гальки с намеренно оформленными противоположными выемками по краям; отбойник; 2 неопределимых орудия.
29 Трасология кремнёвых артефактов позволяет извлечь недоступную ранее информацию о первобытной культуре, а также может быть использована как доказательный метод. В нашем случае наличие/отсутствие следов на поверхностях позволяет определить особенности использования и дополнить/уменьшить вес результатов других методов. С этой целью была изучена продукция мастерской – наконечники стрел и фигурные кремни (рис. 4, 5), а также контрольная случайная выборка мелких отщепов. Опыт трасологического изучения фигурных кремней уже показал, что на них с большой степенью вероятности могут быть обнаружены следы общего недифферинцированного неутилитарного износа – признаки транспортировки, ношения и/или хранения предметов (более детально см.: Гиря, 2015; Карманов, Гиря, 2018). Не являются исключением и 4 найденные до 2018 г. подвески-лунницы поселений Вис II, Себъяг и Ласта VIII (Girya, Karmanov, 2018. P. 43, 44).
30 Публикаций с доказательной интерпретацией этого вида артефактов, в археологической литературе пока ещё крайне мало. Редкое исключение – работа Н.Н. Скакун и Н.Г. Недомолкиной, посвящённая анализу фигурных кремней (и, в частности, лунниц) стоянок Верхней Сухоны. Несмотря на отсутствие иллюстраций, исходя только из описания результатов, можно утверждать, что основные наблюдения и выводы авторов совпадают с нашими. В статье отмечается присутствие следов заполированности поверхностей многих предметов, что, по мнению исследователей, является результатом ношения и продолжительного соприкосновения с какой-либо поверхностью (Скакун, Недомолкина, 2015. С. 87). Безусловный интерес представляют собой наблюдения, свидетельствующие об изготовлении фигурных кремней из уже бывших в употреблении орудий, а также предположение о возможном вторичном применении некоторых из них в качестве орудий.
31

Рис. 6. Мартюшевское II. Микрорельефы: 1, 2 – поверхности наконечника стрелы (см. рис. 3, 3) под разным увеличением; 3 – поверхности рукояти экспериментального топора. Fig. 6. Martyushevskoye II. 1, 2 – micro-relief of the arrowhead surface (see Fig. 3, 3) at different magnifications; 3 – micro-relief of the surface of an experimental axe handle
32 На фоне этих наблюдений, ценных для дальнейших исследований, утверждение авторов – «отсутствие лощения и полировки на некоторых предметах даёт вероятность предположить, что это вотивные предметы» (Скакун, Недомолкина, 2015. С. 87) – выглядит странно. Предметы без износа не несут никакой информации об их использовании. Именно такие, изготовленные, но не использованные, отбракованные в ходе производства или незавершённые фигурные кремни описываются нами в данной статье. Исходя из контекста изученного участка поселения Мартюшевское II, у нас нет никаких оснований понимать их как вотивные артефакты.
33 С трасологической точки зрения, кремень из коллекции Мартюшевское II имеет очень хорошую сохранность: выразительные следы от залегания в слое, происходящие от возможных негативных естественных воздействий, не обнаружены. Все продукты расщепления сохранили неповреждённые, относительно «свежие» острые кромки краёв и межфасеточных рёбер. Поверхности негативов и позитивов сколов также имеют исходный, неизменённый вид.
34

Трасологический анализ выявил значительные видоизменения исходной поверхности лишь на одном из наконечников стрел (рис. 3, 3). Генезис комплекса следов на нем пока недостаточно ясен, поэтому его следует представить по возможности полно с целью накопления сравнительных данных для достижения более доказательной интерпретации в будущем. Поэтому, воздерживаясь от их толкования в контексте формы, уместно подробное описание. Этот артефакт представляет собой симметричный остроконечный бифас. На одной половине длины края его прямые параллельные, на второй – прямые конвергентные. Основание вогнутое. Присутствуют признаки пребывания в огне в виде длинных плоских трещин десквамации.
35 Большая часть поверхности изделия имеет ярко выраженный неутилитарный износ, который, как и положено, усиливается на всех выступающих, высоких участках рельефа поверхности (рис. 6, 1a). Вместе с этим на данной поверхности представлены два относительно крупных пятна сплошной заполировки (рис. 6, 1б-г). Подобные пятна часто можно обнаружить на поверхностях кремней, подвергшихся различным естественным воздействиям во время залегания в слое земли. Трасологи именуют их «яркими пятнами» («bright spots») или заполировкой типа «G». Очень похожие по морфологии изменения микрорельефа кремня могут возникать и по иным причинам, что было неоднократно показано нами экспериментально путём совместной транспортировки кремнёвых артефактов крупного размера весом более 1 кг. Но мы изучаем предмет сравнительно малого размера.
36 По морфологии оба рассматриваемых пятна практически аналогичны. Не вызывает сомнения, что они возникли по одной и той же причине, в результате неизвестного нам процесса. Благодаря стратиграфии следов есть твёрдые основания утверждать, что этот процесс происходил до попадания артефакта в культурный слой: одно из указанных пятен (рис. 6, 1б, в) в древности было «срезано» негативом скола с основания наконечника (рис. 6, 2). Это достаточно длинный скол с очень плоским, практически неконическим началом и ступенчато-петлеобразным окончанием.
37

Микрорельеф обоих пятен сплошной заполировки гладкий, благодаря чему, она очень яркая (рис. 6, 1б-г). При этом заполированная поверхность не плоская, она куполообразно покрывает рельеф, облегает его, что очень характерно для заполировки от контакта с деревом. На одном из пятен есть следы растрескивания геля (рис. 6, 1б, в). Эта трещина присутствует только на геле заполировки, она не связана со следами пребывания наконечника в огне. Трещины в целом не характерны для заполировок от контакта с растительными материалами. Тем не менее, случаи, когда они всё-таки возникают, нам известны – это заполировки от закрепления в деревянных рукоятях (рис. 6, 3). Причем для их возхникновения не требуется продолжительное использование орудия (по данным экспериментов А.М. Родионова (Природный, архитектурно-археологический музей-заповедник «Дивногорье» (г. Воронеж)). Поэтому не исключено, что данные пятна на одной из поверхностей наконечника могли возникнуть в результате его неплотного контакта с древком (люфта крепления). Во многом аналогичные следы на кремнёвых орудиях от деревянных рукоятей (но без трещин на пятнах заполировки) были получены экспериментально французскими коллегами. Им удалось задокументировать возникновение пятен яркой сплошной заполировки трёх типов на контактных с рукоятками поверхностях тёсел, стамесок и даже скребков (Rots, 2002. P. 63).
38

Самые прямые археологические аналогии комплексу следов на орудии поселения Мартюшевское II – следы на наконечниках стрел армориканского типа финального бронзового века Франции. Это изделия высокого, почти ювелирного качества, найденные исключительно в богатых захоронениях. Несомненно, что они изготавливались квалифицированными мастерами. Следы утилитарного (метательного) износа на армориканских наконечниках не найдены. Рельеф их поверхностей видоизменён развитым неутилитарным износом в сочетании с пятнами сплошной заполировки. Исследователи полагают, что данный комплекс следов возникал от люфта наконечников в зонах крепления к древку стрелы в ходе очень длительного, возможно в течение десятилетий, использования в качестве предметов-символов престижа (Nicolas, Guéret, 2014. P. 101-128).
39

Исходя из особенностей морфологии описанного выше скола с основания наконечника, мы не исключаем возможность его интерпретации как выкрошенности от метательного износа. То есть, возможно, вогнутая база бифаса могла служить поперечным лезвием, а скол возник в результате столкновения наконечника с твердым препятствием. Если эти предположения оправдаются, возникнет необходимость переосмысления некоторых наконечников этого типа со стоянки Мартюшевское II (рис. 3, 1-3), не являются ли они также поперечнолезвийными? Сколы «подтёски» - обработки оснований этих наконечников имеют необычную форму: менее регулярные очертания и иные пропорции в сравнении со сколами оформления продольных краёв. Мы полагаем, что эта гипотеза заслуживает внимания, но требует более убедительных подтверждений.
40

На фоне комплекса следов, обнаруженном на наконечнике, сохранность поверхностей лунниц сохранилась идеально и идентична таковой на свежеизготовленных продуктах расщепления. Поскольку все артефакты обнаружены в одном контексте не случайность присутствия или отсутствия каких-либо следов на их поверхностях очевидна. На основе полученных доказательств, мы имеем все основания  констатировать долгосрочное использование наконечника и лишь следы обработки (негативы сколов) на поверхностях лунниц.
41

Рис. 7. Мартюшевское II. Медные изделия (1, 2) и фрагменты керамических сосудов (3–7). Fig. 7. Martyushevskoye II. Copper items (1, 2) and potsherds (3–7)
42 Таким образом, данные трасологии свидетельствуют об отсутствии на изученных предметах, за исключением одного наконечника, каких бы то ни было признаков их транспортировки, ношения на теле, хранения в ёмкостях и использования в качестве орудий. Это отличает коллекцию лунниц Мартюшевской II от ранее изученных фигурных кремней (Карманов, Гиря, 2018; Скакун, Недомолкина, 2015). А в совокупности с данными анализа контекста их обнаружения, отсутствия целых предметов и наличия изделий на разных стадиях обработки позволяет утверждать, что они изготовлены на месте и, вероятно, являются браком.
43 Культурная атрибуция
44 Для определения культурной атрибуции материалов раскопок 2018 г. поселения Мартюшевское II информативны обломки керамической посуды, наконечники стрел и фигурные кремни.
45

Среди 209 преимущественно мелких обломков керамической посуды (рис. 7) наиболее информативна верхняя часть сосуда, изготовленного из глины с примесью органики (рис. 7, 4, 5). У него очень слабо выражена профилировка; венчик оформлен пальцевыми защипами (т.н. гофрированный венчик), а внешняя поверхность украшена наклонными вправо оттисками зубчатого штампа («пунктирной гребёнкой»), сгруппированными в неопределенном количестве в наклонный ряд. Небольшим фрагментом представлена очень низкая ёмкость с плоским дном (рис. 7, 3). Показательна также часть основания круглодонного горшка, изготовленного из глины с примесью дробленой раковины (рис. 7, 7). Орнамент на нем сохранился как фрагмент мотива из наклонных оттисков гребенчатого штампа неопределенной длины.
46 Такие показатели как примесь раковины в тесте; пористость керамики; гофрированный венчик и орнаментация длинными гребенчатыми оттисками позволяют предположить соответствие керамической посуды Мартюшевской II керамике памятников позднего этапа гаринской культуры бассейна р. Камы. Среди них – поселения Заюрчим I (Коренюк, Мельничук, 2010. Рис. 4, 26, 27), Рычино III (Денисов и др., 2012. С. 115, 116. Рис. 3, 3, 4) и Большая Ока I (Шорин, 1999. Рис. 37, 1, 2; 38, 1-3, 7-11). При этом полные соответствия в материалах других поселений р. Печоры и сопредельных бассейнов Вычегды с Вымью и Мезени отсутствуют. Исключение – посуда с гофрированным венчиком и «пунктирной гребёнкой» из построек поселения Даньдор на р. Вычегде (Паршуков, 2005. Рис. 3, 2-4), а также незначительная часть керамических коллекций поселений Усть-Ворыква, Усть-Кедва и Усть-Комыс на р. Выми (Семенов, Несанелене, 1997. Рис. 6, 1; 26, 11, 12; 29, 7; 68, 3).
47 Из двух металлических предметов (рис. 7, 1, 2) наиболее информативно изделие, изготовленное из медной плоской проволоки (рис. 7, 1). Полные аналогии этому предмету не найдены, но в целом, оно подобно части очковидной подвески – украшения, хоть и редко, но присутствующего в коллекциях памятников гаринской культуры. Это, например, поселения Старушка, Красное Плотбище и Басенький Бор (Бадер, 1961. Рис. 110, 1). Однако до накопления новых материалов трудно сказать является изделие Мартюшевской II оригинальным или это реплика распространенных в эпоху бронзы украшений, в основе которых спираль из проволоки (напр.: Большов, 2003).
48 Листовидные наконечники стрел с прямым и вогнутым основанием (рис. 3) широко распространены в культурах эпохи раннего металла от Урала до Балтики. На крайнем северо-востоке Европы они типичны для жилищных комплексов чойновтинской культуры – аналога гаринской культуры в этом регионе. Такие формы или очень близкие им присутствуют в коллекциях поселений Галово II (Лузгин, 1972. Рис. 9, 1-12) и Ласта VIII (Истомина, Макаров, 2018. Рис. 4, 1-10) в долине р. Ижмы; Чойновты II и Ошчой I на р. Мезени (Стоколос, 1986. Рис. 85, 18-26; 92, 1-9; 101, 1, 2; 109, 1); Угдым IБ (Карманов, 2019. Рис. 4-6) и Вад I (Королёв, 1997. Рис. 9, 9, 10) на р. Вычегде; Усть-Кедва I, Шомвуква II, Ёвдино II на р. Выми (Семенов, Несанелене, 1997. Рис. 11, 1, 2, 6, 7; 15, 6-9; 22, 3-5; 32, 1, 5-7; 39, 4, 5; 45, 14; 63). В коллекции Мартюшевской II есть всего три наконечника с формой, отсутствующей на этих памятниках: изделия с вогнутым основанием и шипами разной длины (рис. 3, 1-3). Подобные вещи найдены преимущественно в контекстах гаринской культуры позднего этапа – Выстелишна (Бадер, 1961. Рис. 43, 7, 8), Заюрчим I (Коренюк, Мельничук, 2010. Рис. 4, 4, 8), Гагарская III (Денисов, Мельничук, 2014. Рис. 6, 8). Остальные формы наконечников Мартюшевской II являются среди прочих определяющими признаками этой же культуры (напр.: Бадер, 1961. Рис. 17, 6-8, 14; 31, 1, 4, 6, 8; 43, 1, 4, 5, 7-9; Наговицын, 1990. Табл. 5; Коренюк, Мельничук, 2010. Рис. 4, 4, 8).
49 А.М. Жульников проанализировал географию и культурно-хронологическую атрибуцию кремнёвых лунниц разных форм. Простейшие формы варианта А группы 1 распространены тремя ареалами на обширной территории Русской Равнины: в ее центральной части; на севере в Прионежье и в низовьях р. Северной Двины; на крайнем северо-востоке Европы (Жульников, 2010. Рис. 3, 4). В настоящее время последний ареал может быть расширен на восток за счёт материалов поселения Мартюшевское II на р. Печоре; на юг – находками на памятниках бассейна р. Камы (Пермский край) – Чашкинское озеро VI (Мельничук, Пономарёва, 1984. Рис. 3, 9), Симониха 2 и Красное Плотбище (сообщение А.Ф. Мельничука), а на юго-восток – предметами из Муллино III, Полуденки II и 1-ой Береговой стоянки (Сериков, 2014. Рис. 9, 1, 3, 4).
50 Однако достоверно культурная атрибуция большинства этих находок не определена, поскольку они выявлены, как правило, единично в слоях поликультурных и многокомпонентных памятников. Имеющиеся достоверные ситуации позволяют связывать их с материалами волосовской культуры; с поселениями с асбестовой керамикой типа Оровнаволок и Войнаволок; с керамикой типа Тихманга–Модлона – памятниками энеолитического времени (Жульников, 2010. С. 309).
51

В этой связи более определенными являются контексты лунниц, найденных на современной территории Республики Коми – гомогенных жилищных комплексов Ласта VIII и Мартюшевское II гаринской (чойновтинской по В.С. Стоколосу) культурой энеолита. С нею же связан и клад зооморфных кремнёвых скульптур комплекса Угдым IБ (Карманов, Гиря, 2018. Рис. 6) и набором кремнёвой пластики поселения Лопью на р. Локчим (Археологическая карта Республики Коми, 2014. Рис. 23, 6, 10).
52 Хронология
53 Возможности для инструментального датирования представляют намеренно нагретые кремни; клеящее вещество на наконечнике стрелы (рис. 3, 9) при условии, что это не природный битум; фрагменты древесных углей из остатков очагов и ямы № 2.
54

В настоящее время датированы только угли из ямы № 2 и углубления, в которое она заложена. Наибольшие концентрации углей залегали на двух уровнях, соответствующих последовательным событиям их формирования. В результате получены 14С определения: 3790±40 14С л.н. (ГИН-15928) (стенка ямы) и 4680±60 14С л.н. (ГИН-15929) (придонная часть углубления). С учетом калибровки (произведена в программе OxCal, v.4.4, кривая Int Cal 20, вероятность 95,4%) радиоуглеродный возраст соответствует периодам 2403-2042 и 3631-3359 кал. л. до н.э. соответственно. С событием создания искусственной ямы с наибольшей степенью вероятности связан первый образец, который в пересчете на календарный возраст относится к втор. пол. III тыс. до н.э. Надежные обоснования возраста памятников чойновтинской или гаринской культур пока отсутствуют: имеющиеся инструментальные определения имеют широкие доверительные интервалы или неоднозначны. Правомерно пока говорить о широком отрезке времени в пределах III – перв. пол. II тыс. до н.э. (Карманов, 2018). Но выявленные особенные признаки в керамической посуде (слабая профилировка сосудов, плоскодонная посуда, гофрированные венчики и т.п.); наличие металлических украшений с большей вероятностью позволяют отнести функционирование мастерской на Мартюшевском II поселении к втор. пол. III – перв. пол. II тыс. до н.э.
55 Результаты и обсуждение
56 На поселении Мартюшевская II в 2018 г. изучены следы и остатки углубленного сооружения размерами 5,2х8,4 м и площадью около 44 кв. м. Возможно, она была соединена переходом с объектом, исследованным частично. Постройка имела, по крайней мере, один вход-выход, а на ее центральной оси располагались два очага. С ними были сопряжены два рабочих места мастера, с одним из которых связано место складирования отходов производства. Количественный и качественный состав коллекции, включающей орудия из камня (скребки, ножи, грузила, абразивы), керамическую посуду и обломки костей животных, указывают на то, что изученная структура – остатки жилого сооружения, в котором из-за лучшей сохранности в большей степени представлены свидетельства изготовления кремнёвых артефактов.
57 Сравнительно большое количество отходов камнеобработки и их пространственное распределение; наличие предметов на разных стадиях обработки; технология расщепления, морфология и трасология кремнёвых артефактов указывают на то, что конечная продукция мастерской – наконечники стрел и лунницы. Их изготовление велось с применением технологии вторичного бифасиального утончения и тепловой подготовки сырья к дальнейшему расщеплению. Очаги в этом контексте могли использоваться не только для приготовления пищи и обогрева помещения, но и для намеренного нагрева кремня, хотя таких убедительных доказательств этому, как в случае с мастерской Угдым IБ (Карманов, 2019), здесь не обнаружено.
58 Количество наконечников стрел и их заготовок не является выдающимся признаком комплекса Мартюшевской II. В регионе выявлены и более продуктивные мастерские Ёвдино III и Шомвуква II на р. Выми, где найдено 192 и 201 незавершенное изделие соответственно (Семенов, Несанелене, 1997. С. 97-99; табл. 1, 2). Но число выявленных на одном месте лунниц из кремня – уникально и аномально для Северной Евразии в целом. Более того найденные на памятнике предметы – в основном бракованная продукция мастерской и неопределенное количество артефактов их создатели/потребители могли унести с собой.
59 Технико-типологические показатели керамической посуды, кремнёвого инвентаря, металлического украшения позволяют предложить атрибуцию этого комплекса как памятника гаринской культуры, с большей степенью вероятности ее позднего этапа. Наличие металлических изделий, как в самом жилище, так и свидетельства металлообработки в комплексах бассейнов рр. Камы и Печоры, сопоставимых с ним, позволяют отнести их к энеолиту. Согласно имеющимся датировкам и указанным аналогиям наиболее вероятен период бытования комплекса во втор. пол. III – перв. пол. II тыс. до н.э.
60 Представленные данные наряду с материалами Угдым IБ и Лопью в настоящее время являются информативными источниками для изучения миниатюрной кремневой скульптуры в культуре населения энеолита лесной зоны Восточной Европы. Они расширяют наши представления о географии этого явления; позволяют определенно атрибутировать его и предоставляют данные о технологическом контексте.

Библиография

1. Археологическая карта Республики Коми. Сыктывкар: ООО «Коми республиканская типография», 2014. 246 c.

2. Бадер О.Н. Поселения турбинского типа в Среднем Прикамье // МИА, № 99. М.: Наука, 1961. 199 с.

3. Большов С.В. Средневолжская абашевская культура (по материалам могильников). Йошкар-Ола: МарНИИ, 2003. 184 с. (Тр. Марийской археологической экспедиции. Т. VIII).

4. Гиря Е.Ю. Следы как вид археологического источника (конспект неопубликованных лекций) // Следы в истории. К 75-летию Вячеслава Евгеньевича Щелинского. Под ред. О.В. Лозовской, В.М. Лозовского, Е.Ю. Гири. СПб.: ИИМК РАН, 2015. С. 232-268.

5. Денисов В.П., Мельничук А.Ф. Поселение Гагарское III в системе новоильинских древностей Пермского Приуралья // Вестник Пермского университета. Сер. История. Вып. 1(24). 2014. С. 44-59.

6. Денисов В.П., Мельничук А.Ф., Тресков С.А. Поселение Рычино III в Удмуртском Прикамье и валиковая керамика в позднегаринском культурном пространстве // Труды Камской археолого-этнографической экспедиции. Вып. 8. Пермь, 2012. С. 115-121.

7. Жульников А.М. Кремневая скульптура в культуре древнего населения Прибеломорья и соседних регионов // Человек и древности: памяти Александра Александровича Формозова (1928–2009) / Отв. редакторы И.С. Каменецкий, А.Н. Сорокин. М: Гриф и К., 2010. С. 303-316.

8. Замятнин С.Н. Миниатюрные кремневые скульптуры в неолите Северо-Восточной Европы // СА. 1948. Т.Х. С. 85-123.

9. Истомина Т.В., Макаров А.С. Ласта VIII – опорный памятник эпохи раннего металла на р. Ижме // Поволжская археология. №3 (25). 2018. С. 229-241.

10. Канивец В.И., Лузгин В.Е. Археологическая разведка на Южно-Печорской равнине. Отчет о работах 1962 г. в зоне затопления Усть-Войского водохранилища // Материалы по археологии Европейского Северо-Востока. Сыктывкар, 1963. Вып. II. С. 33-41.

11. Карманов В.Н. Неолит европейского Северо-Востока. Сыктывкар: изд-во Коми НЦ УрО РАН, 2008. 226 с.

12. Карманов В.Н. Проблемы хронологии энеолита крайнего северо-востока Европы // Уральский исторический вестник. № 3. 2018. С. 115-125.

13. Карманов В.Н. Тепловая обработка кремня на крайнем северо-востоке Европы в эпоху раннего металла // Известия лаборатории древних технологий. № 3. 2019. С. 28-45.

14. Карманов В.Н., Гиря Е.Ю. Артефакты со следами неутилитарного износа в контексте кремнеобрабатывающей мастерской энеолита Угдым IБ (Средняя Вычегда, Республика Коми) // Поволжская археология. №3 (25). 2018. С. 139-155.

15. Карманов В.Н., Гиря Е.Ю. Артефакты со следами неутилитарного износа в контексте кремнеобрабатывающей мастерской энеолита Угдым IБ (Средняя Вычегда, Республика Коми) // Поволжская археология. №3 (25). 2018. С. 139-155.

16. Кашина Е.А. К вопросу о кремнёвых «лунницах» в энеолите лесной зоны Восточной Европы // Материалы по истории и археологии России. Рязань: «Александрия», 2010. Т. 1. С. 88-97.

17. Коренюк С.Н., Мельничук А.Ф. Жилищные комплексы эпохи палеометалла поселения Заюрчим I (по материалам раскопок 2009 г.) // Археологическое наследие как отражение исторического опыта взаимодействия человека, природы, общества. Ижевск, 2010. С. 180-187 (XIII Бадеровские чтения).

18. Королев К.С. Население средней Вычегды в древности и средневековье. Екатеринбург: УрО РАН, 1997. 194 с.

19. Косинская Л.Л. Особенности исследования поселений с полуземляночными жилищами в таежной зоне Европейского Северо-Востока // Полевая археология мезолита-неолита. Л.: ЛОИА АН СССР, 1990. С. 101-107.

20. Лузгин В.Е. Древние культуры Ижмы. М.: Наука, 1972. 128 с.

21. Мельничук А.Ф., Пономарёва Л.В. Неолитическая стоянка Чашкинское озеро VI // Проблемы изучения каменного века Волго-Камья. Ижевск, 1984. C. 44-57.

22. Наговицын Л.А. Культурно-хронологическое соотношение гаринских и борских памятников Прикамья // Энеолит лесного Урала и Поволжья / УИИЯЛ; отв. Редактор Л.А. Наговицын. Ижевск, 1990. С. 82-96.

23. Паршуков Ю.В. Дань-Дар – новый энеолитический памятник на Средней Вычегде // Памятники эпохи камня, раннего металла и средневековья европейского Северо-Востока. Сыктывкар, 2005. С. 23-33. (Материалы по археологии Европейского Северо-Востока; Вып. 17).

24. Семенов В.А., Несанелене В.Н. Европейский Северо-Восток в эпоху бронзы (по материалам раскопок Сыктывкарского университета): Учебное пособие. Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1997. 172 с.

25. Сериков Ю.Б. Очерки по первобытному искусству Урала. Нижний Тагил: Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия, 2014. 268 c.

26. Скакун Н.Н., Недомолкина Н.Г. Трасологический анализ фигурного кремня со стоянок Верхней Сухоны // Методы изучения каменных артефактов. Материалы международной конференции (г. Санкт-Петербург, 16-18 ноября 2015 г.). С.-Пб.: ИИМК РАН, 2015. С. 85-87.

27. Стоколос В.С. Древние поселения Мезенской долины. М.: Наука, 1986. 192 с.

28. Шорин А.Ф. Энеолит Урала и сопредельных территорий: проблемы культурогенеза. Екатеринбург: УрО РАН, 1999. 183 с.

29. Girya E., Karmanov V. Traces of general non-utilitarian wear on flint artefacts as a data on research in prehistoric culture: the case study of the Eneolithic of the extreme north-east of Europe // Crossing the Borders. Interregional and Cross-Cultural Interactions in the Context of Lithic Studies. 15th SKAM Lithic Workshop 17-19 October 2018, Minsk, Belarus. Minsk, 2018. P. 43-44.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести