6 октября 2020 г. внезапно ушла из жизни замечательный археолог, верный друг и прекрасная женщина Елена Владимировна Переводчикова. Она была молода, мы не ждали ранней разлуки. Великолепный полевой исследователь, до самозабвения любивший экспедиционную жизнь, она достигла истинной виртуозности на памятниках Средней Азии, Северного Кавказа, Причерноморья. Ее работа в области звериного стиля у скифов и сармат заметно трансформировала все направление. Елену Переводчикову знали и ждали во многих экспедициях, она энергично работала до конца жизни. Приютом для коллег был и гостеприимный дом Переводчиковых у метро "Профсоюзная", недалеко от здания Института археологии РАН.

В формировании Елены Владимировны как ученого важную роль сыграла семья, которая сама предстает важным культурным феноменом и заслуживает отдельного рассказа. В доме был культ науки и работы, спорта и путешествий. Их соединение создавало среду, близкую по атмосфере, прекрасно переданной в фильмах «Девять дней одного года» Ромма и «Понедельник, начинается в субботу» Белинского.

Отец, Владимир Иннокентьевич, обладая недюжинным умом (в 40 лет защитил докторскую по электротехнике), был человеком разносторонним: завсегдатай консерватории, он собирал записи классической музыки и ценил живопись (особенно венецианскую школу). Душа большой компании, динамичный и сильный, он не мыслил жизни без путешествий на Кольский полуостров и Памир, в Красноярск и в Италию; мастер спорта по горному туризму и горнолыжник, он совершил последний спуск в Альпах в 86 лет!

Род Переводчиковых – из Сибири, из Благовещенска (прадед – почетный гражданин города). Дед, Иннокентий Николаевич, учился медицине на другом конце империи, в Дерпте. Начальник полевого госпиталя в Первую мировую войну, он получил орден Святого Владимира за его защиту. В Гражданскую работал в госпитале у красных, затем организовал первый в России Институт лепры (Астрахань) и преподавал в местном медицинском вузе. Вместе с ним работала его жена, бабушка Елены Владимировны (ее тетка, Наталья Иннокентьевна, тоже рано защитила докторскую и работала до 93 лет в Онкологическом центре – до конца ездила туда на машине).

Дед по материнской линии, Иван Митрофанович Бондаренко, не менее замечателен. Сын простых работников печатной фабрики, родом из Белоруссии, он был последователем В.Г. Шухова и главным инженером строительства ТЭЦ на Калужской заставе в Москве. У его дочери, матери Елены Владимировны (тоже инженера), были с мужем общие интересы – спортивные, научные, эстетические.

Дом Переводчиковых был открытым, уютным, с дружескими застольями, «фирменными» домашними блюдами и походными песнями бардов. И творческим: с большой, открытой для друзей библиотекой, классическими записями, спорами до утра. Царила гармония: обаятельный остроумный отец, красивая, умная и авторитетная мама; сошедшая прямо с портрета начала века бабушка и две горячо любимые, очень яркие дочери – Лена и Таня.¹

В школе – "простой советской", без специализации, но с очень достойным коллективом – Лена училась легко, особенно по географии и истории (конспекты уроков истории Светланы Леонидовны Модало считались лучше учебников). Девочку влекла профессия геолога, но Светлана Леонидовна дружила с заведующей школьным отделом ГМИИ им. А.С.Пушкина Аллой Сергеевной Стельмах, и рассказы об археологическом кружке для старшеклассников решили дело. Кружком руководил Игорь Рубенович Пичикян, увлеченный знаток античности; группа ездила на дальние экскурсии (Ленинград, Новгород, Псков); в конце учебного года проводились костюмированные выступления всех кружков музея; из кружка вышли многие историки искусства и археологи. В 1970 г. пятерых членов кружка И.В. Яценко взяла в экспедицию кафедры археологии МГУ в Евпаторию (на городище "Чайка"). В следующем году Лена поступила в МГУ, где прошла, как ученица И.В. Яценко, прекрасную научную школу. С 1980 по 2015 гг. Е.В. Переводчикова была научным сотрудником ГИМа, проявляя присущее ей творческое начало в активной работе над постоянной экспозицией и выставками. В 2016 г. она пришла в Институт археологии РАН, в отдел сохранения археологического наследия.

Все эти десятилетия она неустанно работала как ученый – то есть, прежде всего, мыслила. Ее интересы были обширны. Елена Владимировна стала одним из крупнейших исследователей скифского звериного стиля, обозначив новый этап в изучении этого уникального художественного направления в древнем искусстве.

Впервые Е.В. Переводчикова обратилась к этой теме еще в конце 1970-х годов в кандидатской диссертации, посвященной прикубанскому варианту скифского звериного стиля. Проанализировав комплекс зооморфных образов на знаменитой Келермесской секире, она пришла к выводу об их смешанной, передневосточно-скифской манере. Защищенная в 1980 г. под руководством И.В. Яценко работа стала вехой в изучении феномена скифского звериного стиля: Е. В. Переводчикова впервые рассмотрела его как структурно организованный текст. Выделив признаки, определяющие его как изобразительную систему, она дифференцировала их по трем уровням на основании корреляции с конкретными видами и группами видов изображаемых животных, а именно: 1) уровень признаков, нейтральных к виду (или инвариантных, отличающих звериный стиль как таковой); 2) уровень признаков, значимых для идентификации трех ключевых мегаобразов (птицы, хищники, копытные); 3) уровень признаков, значимых для более дробной в зоологическом понимании идентификации изображений. Опираясь на материал прикубанского варианта скифского звериного стиля, Переводчикова установила корреляцию изобразительных приемов с образно-видовой принадлежностью "персонажей", что в итоге позволило выявить характерные черты данного локального варианта.

Впоследствии Е.В. Переводчикова успешно применила такой подход к скифо-сибирскому звериному стилю как к тексту с едиными параметрами. Этот метод лег в основу ее главной работы (Язык звериных образов. Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи. М.: Восточная литература, 1994. 206 с.; перевод опубликован в Южной Корее). Эта удивительно емкая и глубокая монография стала настольной книгой исследователей скифо-сибирского звериного стиля.

Продолжив изучение прикубанского варианта скифского звериного стиля, Е.В. Переводчикова дифференцировала три его хронологические модификации и разделила (в развитие предположения М.И. Ростовцева) его «классический» период (V–IV вв. до н.э.) на два этапа: V – начало IV вв. до н.э. (скифо-меотский звериный стиль типа изображений на предметах из ранней группы Семибратних курганов) и IV в. до н.э. (звериный стиль типа изображений на предметах из Елизаветинских курганов). В соавторстве с А.П. Мошинским она исследовала влияние скифского звериного стиля на кобанское искусство.

В трудах Е.В. Переводчиковой нашла отражение и сложнейшая проблема истоков скифо-сибирского звериного стиля, попытки решения которой предпринимались начиная с 1910 – 1920-х годов. Между двумя принципиально различными теориями его формирования, полицентрической и моноцентрической, Елена Владимировна сделала выбор в пользу первой.

В конце 1990-х – 2010 гг. Е.В. Переводчикова обратилась к проблеме взаимовлияния звериного стиля двух археологических культур скифо-сибирского мира – скифской и «савроматской», а также к собственно «савроматскому» и к более восточным локальным вариантам скифо-сибирского звериного стиля (К вопросу о связях Нижнего Поволжья, Прикубанья и Нижнего Подонья (по материалам скифского звериного стиля)) // Скифы и сарматы в VII–III вв. до н.э. Палеоэкология, антропология и археология. М., 2000. М.: ИА РАН. С. 231 – 237). Елена Владимировна уделила значительное внимание технологии производства изделий, оформленных в зверином стиле, в частности предметов из знаменитых Филипповских курганов в Южном Приуралье, выдвинув гипотезу о производстве ряда золотых зооморфных оковок из 1-го Филипповского кургана в мастерских Северо-Западного Китая, а также о пазырыкских стилевых истоках части изображений (Золотые оковки деревянных сосудов из 1-го Филипповского кургана // РА. 2016. № 2. С. 19–35).

Опираясь на технологические выводы Р.С. Минасяна, Е.В. Переводчикова обосновала критерии идентификации инокультурных заимствований, отражающихся в скифском зверином стиле, и акцентировала внимание на вероятности греческого и китайского производства ряда вещей, изображения на которых вполне соответствуют канонам скифо-сибирского звериного стиля (О различных формах диалога искусства степи и цивилизаций: к постановке вопроса // Stratum plus. 2009 (2005–2009). №3. С. 155–161).

Продолжая свои исследования звериного стиля Приуралья скифской эпохи, Е.В. Переводчикова совместно с А.Д. Таировым анализировала зооморфные изображения из могильника Кичигино, выявив две хронологические группы южноуральского звериного стиля раннескифского времени и реконструировав эволюцию местного зооморфизма.

Интересы Елены Владимировны не ограничивались темой скифо-сибирского звериного стиля. Еще в 1980 г. она разработала базовую классификацию, типологию и хронологию металлических наверший (преимущественно зооморфных) одного из характерных элементов скифского погребального ритуала (Типология и эволюция скифских наверший // СА. 1980. 2. С. 23–44). Проанализировав все известные к концу 1970-х годов погребальные комплексы, содержавшие скифские навершия, она вместе с Д.С. Раевским предложила гипотезу о связи этих изделий с архетипом мирового древа: шесты с навершиями помещали на столбы – материальные воплощения мирового древа/космического столпа, освящающие погребально-жертвенное или чисто жертвенное пространство. Елена Владимировна участвовала в большой работе по изучению и публикации материалов скифского царского кургана Козел, раскопанного И.Е. Забелиным в 1865 г. (вместе с И.В. Яценко, Н.И. Беловинцевой, К.Б. Фирсовым; см., напр.: Переводчикова Е.В., Фирсов К.Б. К реконструкции убора коней из кургана Козел // Древности Евразии: от ранней бронзы до раннего средневековья. Памяти В.С. Ольховского. М., 2005. С. 394–406). Логично входили в сферу интересов Е.В. Переводчиковой и сюжеты сарматской эпохи (см., напр.: Мордвинцева В.И., Переводчикова Е.В. Фалар из Янчокрака и «змееногая богиня» скифов // На акад. Дмитри Сергеевич Раевски. Apotheosis. Миф. 7. София, 2001. С. 157–171).

Экспедиционная жизнь тем временем сместилась в Причерноморье: с 2016 г. Елена Владимировна работала в Крымской экспедиции ИА РАН (античное поселение Тасуново-7, некрополь римского времени «Александровские скалы 1», поселение-крепость «Кермен-Бурун»).

В поле она была просто незаменима. Верный товарищ, отважный, веселый, любящий приключения. Исключительно опытный и увлеченный мастер, на любом раскопе (курганы, сырцовые стены Азии, камни античного города) она вносила бесценный вклад во все, к чему прикасалась: ее острый ум –холодноватый, резкий, системно устроенный (наследие предков) – и ее воображение позволяли раскрыть, зафиксировать и понять изучаемые контексты исключительно полно и глубоко.

Мы помним ее привычно длинные волосы (она любила подставлять их ветру), неиссякаемую энергию в танце до упаду, готовность к веселой авантюре и остроумную, упрямую, строго логичную речь, выражающую яркие мысли. Странно, что нет больше нашей Ленки, Елены Владимировны. Но мы не забудем ее – и как друга, и как ученого.