Везде
Strongly profiled fibulae of the middle 3rd–4th century
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Strongly profiled fibulae of the middle 3rd–4th century
Annotation
PII
S086960630009953-7-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
V. Malashev 
Occupation: senior researcher
Affiliation: Institute of Archaeology RAS
Address: Moscow, Russian Federation
Zalina Kadzaeva
ORCID: 0000-0002-9112-8397
Occupation: Researcher, archeology sector
Affiliation: Institute of History and Archaeology
Address: Vatutin street, 46, 362025, Vladikavkaz, Republic of North Ossetia – Alania, Russia
Edition
Issue 2
Pages
54-72
Abstract

The paper considers the chronology of late strongly profiled fibulae identified by A.K. Ambroz as variant 3 of series II within group 11. Previously, reliably documented complexes with their findings were known in the Lower Don and the Lower Volga regions, but recently a series of sets with these fibulae have been found in other territories, mainly in the North Caucasus, which gives grounds to revisit the issue of their chronology. The results of the analysis make it possible to state that the emergence of strongly profiled fibulae 11-II-3 occurs in the middle of the 3rd century; mass spreading outside the area of the Alan culture took place from the second half of the 3rd century, mainly not until the end of that century, and most of the finds date back to the 4th century; the upper limit of the functioning of these fibulae extends to the Hunnic time, but does not go beyond the 4th century.

Keywords
the North Caucasus, the Lower Don, the Lower Volga, strongly profiled fibulae 11-II-3, the mid-3rd–4th c.
Received
27.06.2021
Date of publication
28.06.2021
Number of purchasers
6
Views
87
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Статья посвящена хронологии поздних образцов в эволюционном ряду сильнопрофилированных фибул, встречаемых преимущественно в комплексах Северного Кавказа, Нижнего Дона и Поволжья. Они выделены А.К. Амброзом в вариант 3 серии II группы 11 (Амброз, 1966. С. 42, 43) с датировкой “весь III в. н. э.”, с опорой на имеющиеся в распоряжении автора материалы (почти исключительно внекомплексные) из дореволюционных поступлений. А.С. Скрипкин при анализе фибул Нижнего Поволжья, используя критерии А.К. Амброза, но предложив свои обозначения и выделив их в вариант 2 типа II, пересмотрел свою прежнюю хронологическую оценку (перв. пол. – сер. III в.) на более позднюю: сер. – втор. пол. III в. (Скрипкин, 1977. С. 110; 114). Затронул вопрос датировки этих фибул и С.И. Безуглов в работе по анализу древностей нижнедонских степей втор. пол. III – IV в., отметив, что они встречены как в комплексах втор. пол. III в., так и с инвентарем IV в. н. э. (Безуглов, 2008. С. 287, 288).
2 Наиболее подробно датировка их рассмотрена И.О. Гавритухиным, который, проанализировав вещевой набор и обсудив дискуссионные вопросы хронологии ряда нижнедонских погребений втор. пол. III – IV в., предложил откорректированную хронологическую оценку (Гавритухин, 2010. С. 55, 56), акцентировав внимание на отнесении данных застежек преимущественно к IV в., и заметил, что остаются вопросы в отношении их нижней даты, и что в комплексах гуннского времени они неизвестны (Гавритухин, 2010. С. 56).
3 Значительная часть этих фибул является внекомплексными находками, неоднократно приведенными в публикациях (Амброз, 1966. С. 42, 43; Абрамова, 1997. Рис. 6, 1; 16, 4; 50, 3; 51, 1; 52, 1; 55, 3; 59, 1, 2; Гавритухин, 2010. Рис. 4, 6–8, 10–20, 22, 23); однако они не могут служить основанием для датировки. Преимущественно они происходят с Северного Кавказа и правомерно считаются продукцией его производственных центров (Амброз, 1966. С. 42), а именно, мастерских городищ аланской культуры (Габуев, Малашев, 2009. С. 134, 135).
4 До недавнего времени надежно документированные комплексы с рассматриваемыми здесь находками были известны почти исключительно на Нижнем Дону и в Нижнем Поволжье. Но в последнее десятилетие появилась серия погребений, содержащих подобные фибулы, с других территорий, преимущественно Северного Кавказа. Поэтому есть необходимость вернуться к обсуждению хронологии данных застежек с учетом всех известных материалов из документированных комплексов, происходящих как с территории “метрополии” (ареала памятников аланской культуры), так и соседних регионов, где фиксируются их находки.
5 Приведу несколько наблюдений, характеризующих морфологию фибул 11-II-3, не повторяя ранее отмеченные их диагностические признаки. Все застежки небольших размеров – 1.4–2.6 см (3 экз. – 3.0 см). Большинство имеют коленчатый изгиб спинки, но встречаются образцы и с плавно изогнутой спинкой; известны экземпляры с широкой пластинчатой спинкой без бусин на корпусе, в основном, из внекомплексных находок (Гавритухин, 2010. Рис. 4, 4, 5). Часть фибул не имеет бусин на корпусе (рис. 1, 2, 12) (Гавритухин, 2010. Рис. 4, 1–3), или отсутствует бусина у головки (рис. 1, 10; 5, 2; 6, 1, 2) (Гавритухин, 2010. Рис. 4, 8, 11, 20). У двух застежек отмечено декорирование спинки вставками (рис. 1, 2; 4, 11).
6

Рис. 1. Погребальные комплексы аланской культуры Северного Кавказа с сильнопрофилированными фибулами 11-II-3: 1–5 – Левоподкумский 1 могильник, курган 1 (по: Коробов, Малашев, Фассбиндер, 2014); 6–10 – курганный могильник Киевский I, курган 1061 (по: Малашев, 2019); 11–13 – курганный могильник Братские 1-е курганы, курган 1462 (по: Малашев, 2018); 14–20 – Бесланский могильник, катакомба 523 (по: Джанаев, 2012). Fig. 1. Burial complexes of the Alan culture of the North Caucasus with strongly profiled fibulae 11-II-3
7

Рис. 1. Продолжение. Fig. 1. Continued
8 Серия новых находок данных фибул происходит из контекста аланской культуры Северного Кавказа.
9 Опубликованные материалы кургана 1 могильника Левоподкумский 1 (рис. 1, 1–6) уже получили хронологическую оценку – начало или первая половина IV в. (Коробов, и др., 2014. С. 133), но требуют некоторых дополнений. Сравнительно “архаично” в составе комплекса, как уже ранее отмечалось, выглядит кольцо с овальной утолщенной в передней части рамкой и круглым зажимом (рис. 1, 4), что характерно для второй половины III в. Размеры (4.5 см) двучленной лучковой фибулы (рис. 1, 3) группы 15-III (по: Амброз, 1966) отличают ее как от небольших (2.5–4 см) застежек IV в., так и от крупных (5–6 см) втор. пол. III в., что позволяет предполагать ее промежуточную позицию в данном эволюционном ряду и дату около рубежа III/IV в. Пряжка (рис. 1, 1) с овальной рамкой, утолщенной в передней части, и прямым язычком без прогиба с высоким уступом у основания, в передней части доходящим до середины сечения рамки, соотносится с ременными застежками П10 (по: Малашев, 2000. С. 209. Рис. 1; 2) и отражает реалии этой группы вещей втор. – трет. четв. IV в. Тип кружки (рис. 1, 5) с зооморфной ручкой, по материалам могильников Братские 1-е курганы и Октябрьский I, появляется в погребениях втор. пол. III в. и получает распространение в наборах перв. пол. – сер. IV в. (Малашев, 2018. Рис. 1319, 2; 1430, 2; 1524, 9; 1939, 7; 2019. Рис. 674, 11; 685, 1; 1060; 1061; 1107, 9). Квадратные в плане ровики в некрополях аланской культуры (Бесланский, Брут 2, Киевский I, Братские 1-е курганы и Октябрьский I) появляются в перв. пол. – сер. III в., эпизодически встречаются во второй половине столетия, но широкое распространение получают лишь в IV в., а в гуннское время почти полностью вытесняют кольцевые (Габуев, Малашев, 2007. С. 463, 466). Наличие квадратных ровиков в курганах Левоподкумского 1 могильника позволяет предполагать их датировку IV в. Итоговая дата рассматриваемого комплекса – начало IV в.
10 Киевский I курган 1061 (Малашев, 2019. Рис. 1901; 1902) (рис. 1, 6–10). В комплекс входят две небольшие (3.5 см) двучленные лучковые фибулы (рис. 1, 8, 9) группы 15-III (по: Амброз, 1966), отражающие тенденцию уменьшения размеров в развитии этих застежек и характерные для большей части IV в., исключая начало столетия; значимым признаком является наличие длинной обмотки спинки, фиксируемой у большинства этих фибул втор. пол. IV в. (Малашев, и др., 2015. С. 88. Рис. 198). Одночастный наконечник-подвеска с утраченной нижней частью (рис. 1, 6) секировидной или овальной формы может быть отнесен к индикаторам группы IV ременных гарнитур позднесарматского времени, датируемой не ранее середины IV в. (Малашев, 2000. С. 209. Рис. 1; 2; 12, И3, К, Л2; 13, А1; Малашев, и др., 2015. Рис. 206, 1–3). Аналогии небольшой пряжке с овальной рамкой и язычком, заходящим за середину ее сечения и охватывающим на всю высоту (рис. 1, 7), характерны для комплексов последних десятилетий IV – нач. V в. и лишь единично встречаются позднее (Gavritukhin, 2018. Р. 49, 50; Малашев, и др., 2015. С. 100). Важна деталь конструкции сильнопрофилированной фибулы (рис. 1, 10): она имеет не кольцо для удержания оси пружины, а вертикальную пластину с отверстием, что является влиянием прогнутых подвязных фибул группы 16-2 (по: Амброз, 1966), попадавших в регион не ранее IV в. Значим конструктивный признак катакомбы – ступеньки по всей ширине входной ямы у задней стенки, получивший широкое распространение с начала V в. (Малашев, 2010. С. 119, 120). Учитывая сказанное, комплекс должен датироваться последними десятилетиями IV в.
11 Братские 1-е курганы, курган 1462 (Малашев, 2018. Рис. 1664–1675) (рис. 1, 11–13). Дату комплекса определяет пряжка (рис. 1, 11) с овальной утолщенной в передней части рамкой, прямым язычком без прогиба, доходящим до середины высоты рамки, и уступом у основания (он несколько ниже, чем обычно). Такие изделия соотносятся с типом П10 (по: Малашев, 2000) с основным периодом распространения во втор. и трет. четв. IV в. (Малашев, и др., 2015. С. 99. Рис. 203)1.
1. Пряжки с подобными признаками известны и позднее; критерии разделения рассматриваемых в статье ранних вариаций от поздних пока не разработаны, но для данной работы важна указанная дата именно раннего массива этих пряжек.
12 Бесланский могильник катакомба 523 (Джанаев, 2012. Рис. 3113; 3114; 3116) (рис. 1, 14–20). Выразительный набор пряжек (рис. 1, 17–20) атрибутируется как П10 (по: Малашев, 2000) с датировкой втор. и трет. четв. IV в. Небольшая (2.2 см) двучленная лучковая фибула с длинной обмоткой спинки (рис. 1, 15) характерна для IV в., исключая начало столетия (см. выше). Представляет интерес кувшин с носиком-сливом и декором в виде вертикальных налепных валиков (рис. 1, 16). Подобная орнаментация кувшинов со сливом неизвестна в III и раннем IV в., в это время она была распространена только на стационарной таре. Широкое распространение на кувшинах, в том числе трехручных, данный декор получает с начала V в. (Абрамова, 1997. Рис. 71, 15, 19, 28, 29, 30; 72, 11, 12, 16, 17, 23, 29–31; Малашев, 2001. Рис. 52, 9А, 9Б1, 9Б2; Malashev, 2018. Fig. 13A, 1). Наиболее ранний трехручный кувшин с подобным декором входил в состав погребения 855 Октябрьский I (Малашев, 2019. Рис. 1296–1305) вместе с накладками в виде лунниц и пряжками с язычками, охватывающими рамку на всю ее высоту, которые определяют дату комплекса в рамках последних десятилетий IV – начала V в. (см. выше). Таким образом, одноручные кувшины вряд ли могут датироваться ранее сер. – втор. пол. IV в., а по сочетанию с пряжками П10 комплекс относится к сер. – третьей четв. данного столетия.
13 Время появления фибул рассматриваемого варианта могут маркировать ряд погребальных комплексов (рис. 2).
14

Рис. 2. Погребальные комплексы аланской культуры Северного Кавказа с сильнопрофилированными фибулами 11-II-3 и переходной формой от варианта II-2 к II-3: 1–5 – курганный могильник Братские 1-е курганы, курган 1420; 6–9 – курганный могильник Братские 1-е курганы, курган 39; 10 – Бесланский могильник, катакомба 514; 11 – Бесланский могильник, катакомба 788 (1–9 по: Малашев, 2018; 10, 11 по: Джанаев, 2012). Fig. 2. Burial complexes of the Alan culture of the North Caucasus with strongly profiled fibulae 11-II-3 and a transitional form from variant II-2 to II-3
15 Братские 1-е курганы, курган 1420 (Малашев, 2018. Рис. 1115–1117) (рис. 2, 1–5). Вместе с фибулой варианта II-3 (рис. 2, 1) в комплексе находились две сильнопрофилированные застежки варианта II-2 (рис. 2, 2, 3), пряжка типа П2а (по: Малашев, 2000) (рис. 2, 4), бронзовая петля, связанная с женским костюмом (рис. 2, 5). Появление сильнопрофилированных фибул варианта II-2 относится к перв. пол. III в.; продолжали использоваться они и во втор. пол. этого столетия (Габуев, Малашев, 2009. С. 134, 135; Гавритухин, 2010. С. 53, 54). Пряжки с овальной рамкой, незначительно утолщенной в передней части, прогнутым язычком без уступа у основания, не доходящим до середины высоты рамки, и округлым щитком характерны для комплексов перв. пол. – сер. III в., но могут встречаться и в ранней части второй половины этого века (Малашев, 2000. С. 196, 209. Рис. 1; 2). Основной период использования бронзовых петель – втор. пол. II – сер. III в. (Габуев, Малашев, 2009. С. 138), но встречаются они и в ранней части второй половины третьего столетия. Исходя из планиграфического контекста данного кургана (Малашев, 2018. Рис. 6) и хронологии находок, его датировка – сер. III в.
16 Братские 1-е курганы, курган 39 (Малашев, 2018. Рис. 1344, 1345) (рис. 2, 6–9). Фибула (рис. 2, 9) по размерам занимает промежуточное положение между вариантами II-2 и II-3 и, по всей видимости, отражает процесс формирования последнего. В состав комплекса также входят фибула варианта II-2 (рис. 2, 6), одежная петля (рис. 2, 7) и пряжка (рис. 2, 8), соотносимая с типом П4 (по: Малашев, 2000). О хронологии фибул варианта II-2 и петель – см. выше. Пряжка с овальной рамкой, слегка утолщенной в передней части, прогнутым в средней части язычком без уступа у основания, не доходящим до середины высоты рамки, и прямоугольным щитком с загнутыми краями, имитирующими фасетировку, может датироваться перв. пол. – сер. III в. (Малашев, 2000. С. 196, 209. Рис. 1; 2). Планиграфический контекст данного кургана несколько более поздний, чем кургана 1420, но также может рассматриваться в рамках середины III в.
17 Бесланский могильник, катакомба 514 (Джанаев, 2012. Рис. 1193–1199). Для датировки фибулы (рис. 2, 10) важны следующие находки. Бронзовая пружинная одночленная застежка со стрежневидной спинкой и завитком на конце пластинчатого приемника, относящаяся к варианту 3 группы 13 (по: Амброз, 1966): их поздние образцы встречаются в комплексах группы 3 периодизации центральнокавказских фибул и датируются первой половиной III в. (Габуев, Малашев, 2009. С. 133, 134. Рис. 137; 138). Двухчастные наконечники-подвески типа Н4 (по Малашев, 2000. Рис. 1; 2) встречаются в комплексах группы 4, датируемой от сер. III в. (Габуев, Малашев, 2009. С. 133. Рис. 137; 138), однако их появление можно отнести к перв. пол. III в., очевидно, к поздней ее части (Малашев и др., 2018. С. 198. Рис. 6, 3). Одночастное кольцо с зажимом (тип С8 по В.Ю. Малашеву), образованным расплющенными и соединенными заклепкой внахлест концами кольца, является характерным предметом сбруйных наборов перв. пол. III в. и изредка ранней части второй половины этого столетия (Малашев, 2000. С. 198, 208. Рис. 1). Перечисленные находки определяют датировку комплекса в рамках перв. пол. III в., скорее всего, поздней ее части. Рассматриваемую фибулу можно назвать “гибридной” (по терминологии В.В. Кропотова): показателен очень тонкий корпус с отсутствием бусин и короткая пружина: она сочетает признаки застежек вариантов 11-II-3 и 13-3; условно ее можно считать началом эволюционного ряда профилированных фибул варианта 11-II-3.
18 Бесланский могильник, катакомба 788 (Джанаев, 2012. Рис. 515). Для оценки хронологии фибулы (рис. 2, 11) и данного погребения наиболее показателен планиграфический контекст; в соседних комплексах находились крупные (5–6.5 см) двучленные лучковые фибулы группы 15-III по А.К. Амброзу, характерные для втор. пол. III в.
19 К наиболее ранним комплексам можно отнести погребение на Директорской горке (Абрамова, 1997. Рис. 16, 3–9), погребение 2 кургана 13 Большой Дмитриевки (Матюхин, Ляхов, 1991) и погребения 9,1 и 12 Хумаринского могильника (Абрамова, 1996. Рис. 1, 6, 8). Директорская горка2, судя по крупной (5 см) двучленной лучковой фибуле датируется в пределах втор. пол. III в. К этому же времени относится и погр. 2 кург. 13 Большой Дмитриевки (Малашев, Яблонский, 2008. Рис. 210; Гавритухин, Малашев, 2018. С. 110, 111). Сильнопрофилированная фибула из этого комплекса, по наблюдению И.О. Гавритухина, более близка к застежкам варианта II-2, с которыми ее сближают размеры (Гавритухин, 2010. С. 54)3, но отличает наличие декоративной вставки на спинке, стилистически близкой фибулам варианта II-3 (рис. 1, 2; 4, 11). Данный образец допустимо считать переходной формой от варианта II-2 к варианту II-3. Одна из Хумаринских застежек (погр. 9,1) происходит из комплекса, датируемого не позднее сер. III в., другая (погр. 12) узко не датируется.
2. Если считать данный комплекс достоверным, поскольку он не отражен в отчетах (Абрамова, 1997. С. 27).

3. См. также фибулы из Алхастинской катакомбы (Абрамова, 1997. Рис. 13), датируемой сер. III в.
20 Серия комплексов с сильнопрофилированными фибулами варианта 11-II-3 происходит с территории Нижнего Дона и Нижнего Поволжья (рис. 3, 4).
21

Рис. 3. Погребальные комплексы Нижнего Дона с сильнопрофилированными фибулами 11-II-3: 1–5 – могильник Центральный VI, курган 9 (по: Безуглов, 2008); 6–8 – могильник Агеевский, курган 1 (по: Узянов, 1978); 9–12 – курган у ст. Раздорской (по: Безуглов, Захаров, 1988); 13–18 – могильник Маяк, курган 5 (по: Безуглов, 2008). Fig. 3. Burial complexes of the Lower Don region with strongly profiled fibulae 11-II-3
22 Центральный VI, курган 9 (рис. 3, 1–5) (Безуглов, Копылов, 1989. Рис. 2, 4–8). Две двучленные лучковые фибулы со стержневидными спинками (рис. 3, 2, 3) серии 15-III, длиной 4.2-4.3 см, как говорилось выше, на уровне тенденции занимают промежуточную позицию между крупными (5-6 см) застежками втор. пол. III в. и мелкими образцами развитого и позднего IV в. и датируются около рубежа третьего-четвертого столетий. Крупная (6.3 см) фибула этой же схемы с пластинчатой спинкой (рис. 3, 1) индивидуальна. Сравнительно “архаично” выглядит пряжка со слегка прогнутым в средней части язычком и, очевидно, низким уступом у основания (рис. 3, 5), более характерная для втор. пол. III в. Датировка комплекса, исходя из сказанного, – финал III или начало IV в.
23 Агеевский, курган 1 (Узянов, 1978. Рис. 1415–1424) (рис. 3, 6–8). Из сохранившегося после ограбления в древности инвентаря показательна небольших размеров широкодонная миска с загнутым внутрь бортиком (рис. 3, 7), характерная для продукции производственных центров аланской культуры: миски данной морфологии, появляются не позднее втор. четв. IV в. (Коробов и др., 2020. Рис. 5, 9; 6, 2, 4), получают развитие во втор. пол. IV и перв. пол. V в. (Габуев, Малашев, 2009. С. 116, 117. Рис. 127, 16–23).
24 В кургане у ст. Раздорской (рис. 3, 9–12) дату могут определять удила с массивными петлями и зажимами с тремя штифтами (рис. 3, 12), так и их аналоги (Малашев, 2000. Рис. 12, Б11; 13, Г18), соотносимые со щитками пряжек типа П10 (Малашев, 2000. Рис. 2; Гавритухин, 2010. С. 55). Это указывает на синхронизацию с комплексами хронологических групп IIIб и IV ременных гарнитур позднесарматского времени – не ранее втор. четв. IV в. (Малашев, 2000. Рис. 1).
25 Маяк, курган 5 (рис. 3, 13–18). Комплекс был рассмотрен ранее, вошел в состав группы IIIб и датирован втор. – трет. четв. IV в. (Малашев, 2000. Рис. 1. С. 206). Здесь наиболее показательны двухчастный наконечник-подвеска с секировидным расширением в нижней части типа Н7 (по: Малашев, 2000) (рис. 3, 14), пряжки типа П10 (по: Малашев, 2000) с массивным язычком, охватывающим рамку до середины ее высоты, с высоким уступом у основания (рис. 3, 15, 16), а также двучленная прогнутая подвязная фибула варианта 16-I-2 (по: Амброз, 1966) (рис. 3, 13). Аналогичную оценку комплекс получил у И.О. Гавритухина (2010. С. 56).
26 Комаров II, курган 7 (рис. 4, 1–3). Хронологию комплекса определяют двучленная фибула с овальной спинкой “лебяжьинской” серии (рис. 4, 2), варианта 15-VI-3 (по: Амброз, 1966. С. 56, 57), а также кувшин со сливом и орнаментацией тулова горизонтальными и вертикальными налепными валиками (рис. 4, 3). В распоряжении А.К. Амброза были только внекомплексные находки “лебяжьинских” фибул, что отразилось на их хронологической оценке – “предположительно, III и IV в.”; территория распространения – “только Кавказ”, соответствующая ареалу производственных центров. Выборка этих фибул приведена М.П. Абрамовой; однако они тоже являются внекомплексными и не позволяют делать заключения о хронологии (Абрамова, 1997. Рис. 6, 3; 50, 4, 7; 51, 4; 54, 12, 15, 16). Вопрос их хронологии пока целенаправленно не рассматривался. Определенные реперы дают материалы раскопок 2019 г. курганного могильника Киевский I (Малашев, 2019. Рис. 1518, 5; 1630, 3; 1857, 7). Все комплексы, по наборам ременных гарнитур (пряжки, наконечники ремней, накладки в виде лунниц) и цельнолитым серьгам с полиэдрической бусиной, надежно соотносятся с материалами гуннского времени и датируются от последних десятилетий IV по перв. пол. V в. Разумеется, ограниченность выборки из четырех надежно документированных комплексов не позволяет делать далеко идущих выводов. Однако отсутствие в погребениях большей части IV в. подобных фибул не оставляет сомнений в их распространении не ранее сер. IV в., а, скорее, в последние десятилетия. С этим заключением хорошо соотносится хронология кувшинов со сливом и орнаментацией тулова горизонтальными и вертикальными налепными валиками (см. выше), что говорит о дате комплекса не ранее сер. IV в.
27

Рис. 4. Погребальные комплексы Нижнего Дона и Нижнего Поволжья с сильнопрофилированными фибулами 11-II-3: 1–3 – могильник Комаров II, курган 7 (по: Безуглов, 2008); 4–6 – могильник Барановка, курган 3 (по: Скрипкин, 1974); 7–9 – Большая Дмитриевка, курган 3 погребение 1; 10, 11 – Большая Дмитриевка, курган 1 погребение 2 (по: Матюхин, 1992). Fig. 4. Burial complexes of the Lower Don and Lower Volga regions with strongly profiled fibulae 11-II-3
28 Новосадковский, курган 14 (Ильюков, 1985. Рис. 280–302). Дату комплекса (трет. четв. – втор. пол. IV в.) с сильнопрофилированной застежкой дают двучленная прогнутая подвязная фибула 16-I-3 (по: Амброз, 1966), очевидно, поздний дериват данного варианта длиной 6.4 см, и пряжка, скорее всего, соответствующая ременным застежкам типа П10 (см. о них выше).
29 Новый, курган 45 (Ильюков, 1982. Рис. 760–773). Сохранившийся после ограбления инвентарь не позволяет узко датировать комплекс. Квадратная форма ровика, с учетом контекста аланской культуры указывает на IV в. (см. выше). Сильнопрофилированная фибула имеет широкую пластинчатую спинку (см. Гавритухин, 2010. Рис. 4, 4, 5).
30 Новый, курган 123 (Ильюков, 1983. Рис. 85–97). Отсутствие в комплексе хронологически показательных предметов не дает оснований для узкой датировки. Возможно, сильнопрофилированная фибула имела широкую пластинчатую спинку, однако низкого качества иллюстрация в отчете и лаконичное описание не позволяют делать однозначное заключение.
31 Барановка, курган 3 (рис. 4, 4–6). Предложенная А.С. Скрипкиным дата погребения (сер. – втор. пол. III в.) (Скрипкин, 1977. С. 114) нуждается в корректировке. Исходя из наличия крупного кувшина со сливом и орнаментацией тулова налепными валиками (рис. 4, 6), комплекс датируется не ранее сер. IV в. (см. выше).
32 Большая Дмитриевка, курган 3, погребение 1 (рис. 4, 7–9). Для оценки хронологии показательна серьга (рис. 4, 7), имеющая ближайшие аналогии в джетыасарской культуре (Левина, 1996. Рис. 143, 4–7). Серьги из склепа № 27 Томпакасар сопровождали ременные гарнитуры и двупластинчатая фибула, относящиеся к гуннскому времени (Левина, 1993. Рис. 50, 9; 52, 8, 9; 53, 1; 54, 1, 2). Медальон, обильно декорированный треугольниками зерни, стилистически близок предметам гуннского времени (Засецкая, 1994. Табл. 7, 1; 8, 1; 13, 1, 8; 24, 1, 2, 9; 25, 3; 33, 2. Рис. 11; Малашев, 2000. Рис. 13, В3; Габуев, 2014. Рис. 5; 7, 1, 4; 8, 1; 10; 11; 12). Распространение данной стилистики, не имеющей истоков в вещах юга Восточной Европы позднесарматского времени и связанной с азиатскими традициями, все же можно датировать несколько ранее последних десятилетий IV в. (Голдина, 1986. Табл. 14, 2; Малашев, 2000. Рис. 12, В3, Г2, Г3. С. 204-205; Дьяченко и др., 1995. Рис. 12, 9; Дьяченко, 1999. Рис. 4, 16).
33 Большая Дмитриевка, курган 1 погребение 2 (рис. 4, 10, 11). Датировка комплекса может опираться на пряжку (рис. 4, 10), не очень внятно воспроизведенную в публикации, но атрибутируемой по овальной форме щитка и язычку без прогиба как тип П9 или П10 (Малашев, 2000. Рис. 1; 2), что определяет ее датировку не ранее финала III в., а скорее, IV в., исключая его последние десятилетия.
34 Еще три фибулы с территории Нижнего Поволжья происходят из памятников Белогорье 2, курган 2 (Матюхин, 1993. Рис. 252, 1; 265) (рис. 5, 1); Кривая Лука XXVII, курган 4 (Федоров-Давыдов и др., 1979) (рис. 5, 2) и Глазуновский II, курган 4 (Гуренко, 1996. Илл. 11, 6). Инвентарь всех комплексов (первых двух вследствие ограбления в древности) мало информативен для узкой датировки.
35

Рис. 5. Погребальные комплексы Нижнего Поволжья и Калмыкии с сильнопрофилированными фибулами 11-II-3: 1 – могильник Белогорье, курган 2 (по: Матюхин, 1993); 2 – могильник Кривая Лука XXVII, курган 4 (по: Федоров-Давыдов, Дворниченко, Паромов, 1979); 3–12 – могильник Аршань-Зельмень II, курган 3 (по: Очир-Горяева, 2009 и личному архиву М.В. Кривошеева); 13, 14 – могильник Джангар I, курган 3 (по: Мышкин, 1988). Fig. 5. Burial complexes of the Lower Volga region and Kalmykia with strongly profiled fibulae 11-II-3
36 Аршань-Зельмень II, курган 3 (Республика Калмыкия). Комплекс приведен по публикации М.А. Очир-Горяевой (2009) и личному архиву М.В. Кривошеева, осмотревшего и сфотографировавшего часть вещей, включая керамику. Атрибуция фибул в публикации М.А. Очир-Горяевой (одночленные лучковые?! – 2009. С. 364) и хронология (II в. н. э.?! – 2009. С. 366) не соответствуют действительности. В состав комплекса входят 4 одежные застежки – две сюльгамы (рис. 5, 10, 11), находящие аналогии в памятниках Терско-Сулакского междуречья сер. III – IV в., одночленная пружинная фибула с коленчато-изогнутой спинкой (рис. 5, 5) группы 13 варианта 8 (Амброз, 1966. С. 46) и сильнопрофилированная варианта 11-II-3 (рис. 5, 4). Фибулы группы 13 варианта 8 распространены на территории Южного Приуралья и Заволжья и являются здесь привозными. Их датировка – III в. без финала столетия (Малашев, Яблонский 2008. С. 62). Детали ожерелий в виде спиралевидных пронизей с 14-гранными бусинами (рис. 5, 3) характерны для III в. (Малашев, Яблонский 2008. С. 64). Для комплексов сер. – втор. пол. III в. характерны ожерелья с подвесками в виде лунниц (рис. 5, 9). Медальоны со вставками, составляющими ожерелья (рис. 5, 6, 7), как и зеркала с центральной петлей и мотивом квадрата в центре (рис. 5, 12), известны не позднее втор. пол. III в. (см. Большая Дмитриевка, курган 13, погребение 2; Гавритухин, Малашев, 2018. С. 110, 111). В погребении была шкатулка, от которой сохранился ключ (рис. 5, 8). Шкатулки не попадали к степному населению позже разрушения Танаиса, но могли сохраняться у них в быту несколько позднее, что подтверждается находкой в кургане 839 могильника Октябрьский I, относящегося по лучковой двучленной фибуле ко втор. пол. III в. (Малашев, 2019. Рис. 1007, 6; 1008, 16). Таким образом, комплекс может датироваться втор. пол. III в., скорее, ранней ее частью.
37 Джангар I, курган 3 (Республика Калмыкия) (рис. 5, 13, 14) (Мышкин, 1988. Рис. 25–29). Из хронологически показательных вещей после ограбления сохранилась золотая подвеска в виде цилиндрика, декорированного по боковой поверхности напаянным орнаментом из S-образных завитков и “веревочки”. Подобные подвески известны со среднесарматского времени и продолжают встречаться до сер. III в. (Мошкова, 2009. Рис. 2, 1). Наиболее поздний экземпляр происходит из кургана 826 могильника Октябрьский I (Малашев, 2019. Рис. 839, 16, 26; 840, 17, 18, 21, 29) в комплексе с пряжками типа П9 (по: Малашев, 2000), определяющими дату не ранее финальных десятилетий III в. Наиболее вероятная дата кургана 3 Могильник Джангар I – втор. пол. III в.
38 Гулюковский могильник, погребение 35 (Гавритухин и др., 2019. Рис. 5, 16) (рис. 6, 2). Расположен у с. Гулюково Мензелинского района Республики Татарстан. На памятнике выделяется группа из 17 погребений, датируемая в рамках “середины IV в., не исключая возможности ее расширения и до последней четверти столетия” (Бугров, Асылгараева, 2020. С. 146–149). В двух погребениях (35 и 67) встречены сильнопрофилированные фибулы. Находки фибул из погр. 35 рассмотрены И.О. Гаритухиным, датировавшим комплекс в рамках втор. – трет. четв. IV в. (Гавритухин и др., 2019. С. 177, 179).
39

Рис. 6. Погребальные комплексы лесостепного и лесного Поволжья, Приуралья и Крыма с сильнопрофилированными фибулами 11-II-3: 1 – Гулюковский могильник, погребение 67 (по: Гавритухин, Астафьев, Богданов, 2019); 2 – Гулюковский могильник, погребение 35 (по: Валиев, 2012); 3–6 – Старо-Кабановский могильник, погребение 107 (по: Васюткин, Останина, 1986); 7–10 – Уржумкинский могильник, погребение 21 (по: Никитина, 1999); 11 – могильник Фронтовое, погребение 13 (по: Гавритухин и др., 2020). Fig. 6. Burial complexes of the forest-steppe, forest Volga region, the Urals and the Crimea with strongly profiled fibulae 11-II-3
40 Гулюковский могильник, погребение 67 (Валиев, 2012. С. 27–30. Рис. 117, 10) (рис. 6, 1). Состав комплекса не дает возможности его узко датировать. Однако, учитывая морфологическое сходство фибул из погребений 35 и 67 (отсутствие бусин на корпусе) и близость расположения погребений на плане могильника (Бугров, Асылгараева, 2020. Рис. 1, 2), можно предполагать и близкую хронологию застежек из этих комплексов.
41 Старо-Кабановский могильник (Республика Башкортостан, Краснокамский район), погребение 107 (Васюткин, Останина, 1986. Табл. 13, 1–21; 14, 1) (рис. 6, 7–10). Дату комплекса определяют пряжка типа П10 (по: Малашев, 2000) (рис. 6, 9) – втор. – трет. четв. IV в. и крупная бабочковидная фибула (рис. 6, 8), характерная для комплексов мазунинской культуры – не ранее IV в.
42 Уржумкинский могильник, погребение 21 (Республика Марий Эл, Звениговский район) (Никитина, 1999. Рис. 54) (рис. 6, 3–6). Фрагмент поясного набора с накладками (рис. 6, 4) и коньковая подвеска (рис. 6, 5) находят аналогии в материалах четвертой хронологической группы, датируемой Н.А. Лещинской IV в., возможно, исключая его последнюю четверть (2014. С. 171-173. Табл. 90, 17; 93, 7, 9). Шумящие подвески, подобные встреченной в данном комплексе (рис. 6, 6), характерны для пятой хронологической группы (конец IV – V в.), но ранние образцы появляются в предшествующее время (IV в.) (Лещинская, 2014. С. 172. Табл. 91, 2, 3; 97, 12).
43 Фронтовое 3, погребение 13 (Республика Крым, г. Севастополь) (рис. 6, 11). Погр. 13, содержавшее сильнопрофилированную фибулу варианта 11-II-3, относится к периоду 2 некрополя, датируемому от сер. – втор. пол III по сер. IV в. (Гавритухин и др., 2020. Рис. 5, 13; С. 93, 95). Уточнить хронологию комплекса помогают две лучковые двучленные фибулы длиной 4.5 см и подвеска-лунница, позволяющие отнести данное погребение к позднему III в.
44 В заключение можно сделать ряд выводов. Появление сильнопрофилированных фибул варианта 11-II-3 относится к середине III в. В течение второй половины столетия фиксируется период их сосуществования с застежками варианта 11-II-2. За пределами “метрополии” – ареала аланской культуры – единичные экземпляры фибул варианта 11-II-3 появляются во второй половине III в.; массовое их распространение происходит не ранее финала этого столетия, а большая часть находок датируется уже IV в. Верхняя хронологическая граница рассматриваемых фибул распространяется на гуннское время, но не выходит за пределы IV в. На уровне тенденции для застежек IV в. характерны следующие признаки: 1) уплощенная спинка, декорированная двумя вставками (2 экз.); 2) отсутствие одной бусины у головки (3 экз.) или обеих бусин на корпусе (3 экз.; исключение – “гибридная” фибула из кат. 514 Бесланского могильника); 4) широкая пластинчатая спинка без бусин на корпусе. Большая часть находок фибул варианта 11-II-3 с Нижней Волги и Дона происходит из катакомб, генетически связанных с погребальной традицией аланской культуры, что отражает не только преобладание этих погребальных сооружений в IV в., но и связь с культурной традицией “метрополии”.
45 Мы глубоко признательны нашим коллегам и друзьям И.О. Гавритухину, М.В. Кривошееву и А.А. Красноперову за ознакомление с неизвестными нам материалами и рекомендациями в процессе подготовки статьи.
46 Выражаем сердечную благодарность Д.Г. Бугрову, Р.Р. Валиеву, Ф.С. Дзуцеву, Э.Г. Джанаеву, В.Н. Мышкину за возможность привести в статье неопубликованные материалы из их раскопок; А.Н. Свиридову и С.В. Язикову – за возможность обсуждения неопубликованных материалов из их раскопок.

References

1. Abramova M.P., 1996. Fibulae of the Khumara burial ground (the 2nd –3rd centuries AD). Istoriko-arkheologicheskiy al'manakh [Historical and archaeological almanac], 2. R.M. Munchaev, ed. Armavir; Moscow: Armavirskiy kraevedcheskiy muzey, pp. 100–105. (In Russ.)

2. Abramova M.P., 1997. Rannie alany Severnogo Kavkaza [Early Alans of the Northern Caucasus]. Moscow: IA RAN. 165 p.

3. Ambroz A.K., 1966. Fibuly yuga evropeyskoy chasti SSSR (II v. do n.e. – IV v. n.e.) [Fibulas of the south of the USSR’s European part (the 2nd century BC – 4th century AD)]. Moscow: Nauka. 142 p. (Arkheologiya SSSR. Svod arkheologicheskikh istochnikov, D1-30).

4. Bezuglov S.I., 2008. Catacomb mound burials of the late Roman period in the Lower Don steppes. Problemy sovremennoy arkheologii [Issues of the modern archaeology]. M.G. Moshkova, ed. Moscow: IA RAN, pp. 284–301. (In Russ.)

5. Bezuglov S.I., Kopylov V.P., 1989. Catacomb burials of the 3rd–4th centuries in the Lower Don region. Sovetskaya arkheologiya [Soviet archaeology], 3, pp. 171–183. (In Russ.)

6. Bezuglov S.I., Zakharov A.V., 1988. The Zhuravka burial grounds and the final stage of the late Sarmat period in the right bank Don region. Izvestiya Rostovskogo oblastnogo muzeya kraevedeniya [Bulletin of the Rostov Regional Museum of Local History], 5. Rostov-na-Donu: Rostovskoe knizhnoe izdatel'stvo, pp. 5–28. (In Russ.)

7. Bugrov D.G., Asylgaraeva G.Sh., 2020. Animals in the funerary rites of Lower Kama population in the first half of the first millennium AD (based on the Gulyuk burial ground). Povolzhskaya arkheologiya [Archaeology of the Volga River region], 1 (31), pp. 146–166. (In Russ.)

8. D'yachenko A.N., 1999. Research on the Abganerovo II mound cemetery in Oktyabrsky district of Volgograd Region. Istoriko-arkheologicheskie issledovaniya v Nizhnem Povolzh'e [Historical and archaeological studies in the Lower Volga region], 3. Volgograd: Izdatel'stvo Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta, pp. 31–45. (In Russ.)

9. D'yachenko A.N., Blokhin V.G., Shinkar' O.A., 1995. Archaeological research near the village of Abganerovo (Oktyabrsky district, Volgograd Region). Arkheologo-etnograficheskie issledovaniya v Volgogradskoy oblasti [Archaeological and ethnological studies in Volgograd Region]. B.F. Zhelezchikov, ed. Volgograd: Peremena, pp. 83–139. (In Russ.)

10. Dzhanaev E.G. Otchet ob issledovanii Beslanskogo kurgannogo katakombnogo mogil'nika v Pravoberezhnom rayone Respubliki Severnaya Osetiya-Alaniya v 2011 g. (v zone stroitel'stva avtomagistrali M-29 «Kavkaz» na uchastke obkhoda g. Beslan), 2012 g. [Report on the investigation of the Beslan catacomb mound cemetery in Pravoberezhny district of the Republic of North Ossetia-Alania in 2011 (in the construction area of M-29 “Caucasus” motorway at the Beslan diversion), 2012]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 29675–29693.

11. Fedorov-Davydov G.A., Dvornichenko V.V., Paromov Ya.M. Otchet o raskopkakh kurganov v zone stroitel'stva I ocheredi Kalmytsko-Astrakhanskoy risovoy orositel'noy sistemy v Chernoyarskom r-ne Astrakhanskoy obl. v 1979 g. [Report on the excavation of mounds in the construction area of the 1st stage of the Kalmyk-Astrakhan rice irrigation system in Chernoyarsky district of Astrakhan Region in 1979]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 8397, a, b.

12. Gabuev T.A., 2014. Alanskie knyazheskie kurgany V v. n.e. u sela Brut v Severnoy Osetii [Mounds of Alan princes of the 5th century AD in the vicinity of the Brut village, North Ossetia]. Vladikavkaz: Institut istorii i arkheologii Respubliki Severnaya Osetiya – Alaniya: Gosudarstvennyy muzey iskusstva narodov Vostoka. 68 p.

13. Gabuev T.A., Malashev V.Yu., 2007. Elements of the funeral rite of the Brut settlement cemetery. Severnyy Kavkaz i mir kochevnikov v rannem zheleznom veke [The Northern Caucasus and the nomadic world in the early Iron Age]. V.I. Kozenkova, V.Yu. Malashev, eds. Moscow: IA RAN, pp. 458–471. (In Russ.)

14. Gabuev T.A., Malashev V.Yu., 2009. Pamyatniki rannikh alan tsentral'nykh rayonov Severnogo Kavkaza [Sites of the early Alans in the central areas of the Northern Caucasus]. Moscow: Taus. 468 p.

15. Gavritukhin I.O., 2010. The Supruty find in the context of the strongly profiled Eastern European fibulae. Lesnaya i lesostepnaya zony Vostochnoy Evropy v epokhi rimskikh vliyaniy i Velikogo pereseleniya narodov. Konferentsiya 2 [The forest and forest-steppe zones of Eastern Europe in the Roman period and the Migration. Conference 2], part 1. A.M. Vorontsov, I.O. Gavritukhin, eds. Tula: Gosudarstvennyy muzey-zapovednik «Kulikovo pole», pp. 49–67. (In Russ.)

16. Gavritukhin I.O., 2018. Belt sets from Alanic graves: Chronology and cultural links. Belinskij A.B., Harke H. Ritual, society and population at Klin-Yar (North Caucasus): Excavations 1994?1996 in the Iron Age to early medieval cemetery. Bonn: Habelt-Verlag, pp. 49–96. (Archaologie in Eurasien, 36).

17. Gavritukhin I.O., Astaf'ev A.E., Bogdanov E.S., 2019. Fibulae of the Kara-Kabak settlement (the Mangyshlak peninsula). Povolzhskaya arkheologiya [The Volga River region archaeology], 3 (29), pp. 170–189. (In Russ.)

18. Gavritukhin I.O., Malashev V.Yu., 2018. Mirror with the central hinge and the ornamental composition with the central square motif. Bryanskiy klad ukrasheniy s vyemchatoy emal'yu vostochnoevropeyskogo stilya (III v. n.e.) [The Bryansk hoard of jewelry with champleve enamel of the Eastern European style (the 3rd century AD)]. A.M. Oblomskiy, ed. Moscow: IA RAN; Vologda: Drevnosti Severa, pp. 105–114. (Ranneslavyanskiy mir, 18). (In Russ.)

19. Gavritukhin I.O., Sviridov A.N., Yazikov S.V., 2020. The Roman period cemetery Frontovoye III in the Southwestern Crimea (preliminary report). Rossiyskaya arkheologiya [Russian archaeology], 2, pp. 91–109. (In Russ.)

20. Goldina R.D., 1986. Studies on the mound part of Brody burial ground. Priural'e v drevnosti i v srednie veka [The Cis-Urals in antiquity and the Middle Ages]. A. A. Tronin, ed. Ustinov: Udmurtskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 47–98. (In Russ.)

21. Gurenko L.V. Otchet o provedenii arkheologicheskikh issledovaniy v Kumylzhenskom rayone Volgogradskoy oblasti (u stanitsy Glazunovskoy) v 1996 g. [Report on the archaeological research in Kumylzhenskaya district of Volgograd Region (in the vicinity of Glazunovskaya) in 1996]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 20062, 20063.

22. Il'yukov L.S. Otchet ob issledovanii kurgannogo mogil'nika u kh. Novogo Martynovskogo rayona Rostovskoy oblasti v 1982 g. [Report on the research of the mound cemetery in the vicinity of Novy farmstead in Martynovka district, Rostov Region in 1982]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 9256, a–e.

23. Il'yukov L.S. Otchet ob issledovanii kurgannogo mogil'nika u khut. Novogo Martynovskogo rayona Rostovskoy oblasti v 1983 g. [Report on the research of the mound cemetery in the vicinity of Novy farmstead in Martynovka district, Rostov Region in 1982]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 10710, a–b.

24. Il'yukov L.S. Otchet ob issledovanii kurganov v zone stroitel'stva Martynovskoy orositel'noy sistemy v Rostovskoy oblasti v 1985 g. [Report on the research on mounds in the construction area of the Martynovka irrigation system in Rostov Region in 1985]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 10925, a–b.

25. Korobov D.S., Malashev V.Yu., Fassbinder Y., 2014. Preliminary results from excavations of the Levopodkumsky kurgan cemetery near Kislovodsk. Kratkie soobshcheniya Instituta arkheologii [Brief Communications of the Institute of Archaeology], 232, pp. 120–135. (In Russ.)

26. Korobov D.S., Malashev V.Yu., Fassbinder Y., 2020. The comprehensive study of the early Alan burials of the fourth century in North Ossetia. Kratkie soobshcheniya Instituta arkheologii [Brief Communications of the Institute of Archaeology], 260, pp. 441–458. (In Russ.)

27. Leshchinskaya N.A., 2014. Vyatskiy kray v p'yanoborskuyu epokhu (po materialam pogrebal'nykh pamyatnikov I–V vv. n.e.) [Vyatka Region during the period of the Pyany Bor culture (based on the materials from the 1st–5th century AD burial sites)]. Izhevsk: Udmurtskiy gosudarstvennyy universitet. 472 p. (Materialy i issledovaniya Kamsko-Vyatskoy arkheologicheskoy ekspeditsii, 27).

28. Levina L.M., 1993. Dzhetyasar tombs. Nizov'ya Syrdar'i v drevnosti [The Lower Syr Darya region in the antiquity], II. Dzhetyasarskaya kul'tura [Dzhetyasar culture], I. B.I. Vaynberg, ed. Moscow: Institut etnologii i antropologii Rossiyskoy akademii nauk, pp. 33–198. (In Russ.)

29. Levina L.M., 1996. Etnokul'turnaya istoriya Vostochnogo Priaral'ya [Ethnocultural history of the Eastern Aral region]. Moscow: Vostochnaya literatura. 396 p.

30. Malashev V.Yu. Otchet ob okhranno-spasatel'nykh issledovaniyakh mogil'nika «Bratskie 1-e kurgany» v zone stroitel'stva magistral'nogo gazoprovoda «Mozdok – Groznyy» v Nadterechnom rayone Chechenskoy Respubliki v 2018 g. (Otkrytye listy ¹¹ 410, 411) [Report on the preservation and salvage research on the “1st Bratsk mounds” burial ground in the construction area of the “Mozdok-Grozny” gas pipeline in Nadterechny district of the Chechen Republic in 2018 (Open folia ¹¹ 410, 411)]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1.

31. Malashev V.Yu. Otchet ob okhranno-spasatel'nykh issledovaniyakh mogil'nika ob okhranno-spasatel'nykh issledovaniyakh kurgannykh mogil'nikov «Oktyabr'skiy I» i «Kievskiy I» v zone stroitel'stva magistral'nogo gazoprovoda «Mozdok–Groznyy» v Mozdokskom rayone Respubliki Severnaya Osetiya – Alaniya v 2019 g. (Otkrytye listy ¹¹ 2739, 2740) [Report on the preservation and salvage research of the “Oktyabrsky I” and the “Kievsky I” mound cemeteries in the construction area of the “Mozdok-Grozny” gas pipeline in Mozdok district of the North Ossetia-Alania Republic in 2019 (Open folia ¹¹ 2739, 2740)]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1.

32. Malashev V.Yu., 2000. Periodization of the late Sarmat belt sets. Sarmaty i ikh sosedi na Donu [Sarmats and their neighbours on the Don], 1. Yu.K. Guguev, ed. Rostov-na-Donu: Terra, pp. 194–232. (In Russ.)

33. Malashev V.Yu., 2001. Keramika rannesrednevekovogo mogil'nika Mokraya Balka [Pottery of the Mokraya Balka early medieval cemetery]. Moscow: IA RAN. 149 p.

34. Malashev V.Yu., 2018. Pottery vessels from Sarmatian and Alanic graves. Belinskij A.B., Harke H. Ritual, society and population at Klin-Yar (North Caucasus): Excavations 1994?1996 in the Iron Age to early medieval cemetery. Bonn: Habelt-Verlag. (Archaologie in Eurasien, 36), pp. 35–48.

35. Malashev V.Yu., Gadzhiev M.S., Il'yukov L.S., 2015. Strana maskutov v Zapadnom Prikaspii. Kurgannye mogil'niki Prikaspiyskogo Dagestana III–V vv. n.e. [The land of Maskuts in the Western Caspian region. The mound cemeteries of the 3rd–5th centuries AD of the Dagestan Caspian littoral]. Makhachkala: Mavraev"". 452 p.

36. Malashev V.Yu., Yablonskiy L.T., 2008. Stepnoe naselenie Yuzhnogo Priural'ya v pozdnesarmatskoe vremya: Po materialam mogil'nika Pokrovka 10 [Steppe population of the Southern Urals in the late Sarmat period: based on the Pokrovka 10 burial ground materials]. Moscow: Vostochnaya literatura. 365 p.

37. Matyukhin A.D. Arkheologicheskie razvedki v Kalininskom rayone i raskopki kurganov u s. Bol'shaya Dmitrievka Lysogorskogo rayona Saratovskoy oblasti v 1993 godu [Archaeological survey in Kalinin district and the mound excavation in the vicinity of Bolshaya Dmitrievka, Lysogorsky district of Saratov Region, in 1993]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 18017.

38. Matyukhin A.D., 1992. The Sarmat sites of the 1st–4th centuries in the right bank Saratov area (brief review of materials). Arkheologiya vostochno-evropeyskoy stepi [Archaeology of Eastern European steppe], 3. Saratov: Saratovskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 144–158. (In Russ.)

39. Matyukhin A.D., Lyakhov S.V., 1991. A new late Sarmat burial in the forest-steppe area of the Saratov right bank. Arkheologiya vostochno-evropeyskoy stepi [Archaeology of Eastern European steppe], 2. Saratov: Saratovskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 135–152. (In Russ.)

40. Moshkova M.G., 2009. Female grave in mound 2 of the Lebedevo burial complex (excavations by G.I. Bagrikov). Gunny, goty i sarmaty mezhdu Volgoy i Dunaem [Huns, Goths and Sarmats between the Volga and the Danube]. A.G. Furas'ev, ed. St. Petersburg: Sankt-Peterburgskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 99–113. (In Russ.)

41. Myshkin V.N. Otchet o raskopkakh kurgannykh mogil'nikov u sovkhoza «Dzhangar» v Oktyabr'skom rayone Kalmytskoy ASSR v 1988 g. [Report on the excavation of mound cemeteries in the vicinity of the “Dzhangar” state farm in Oktyabrsky district, Kalmyk ASSR in 1988]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 16124, 16125.

42. Nikitina T.B., 1999. Istoriya naseleniya Mariyskogo kraya v I tys. n.e. (po materialam mogil'nikov) [History of the Mari land population in the 1st millennium AD (based on the materials of burial grounds)]. Yoshkar-Ola: Mariyskiy nauchno-issledovatel'skiy institut yazyka, literatury i istorii. 157 p. (Trudy Mariyskoy arkheologicheskoy ekspeditsii, V).

43. Ochir-Goryaeva M.A., 2009. A rich late Sarmat burial in the Arshan-Zelmen cemetery. Nizhnevolzhskiy arkheologicheskiy vestnik [The Lower Volga archaeological bulletin], 10. A.S. Skripkin, L.T. Yablonskiy, eds. Volgograd: Izdatel'stvo Volgogradskogo universiteta, pp. 363–371. (In Russ.)

44. Skripkin A.S., 1974. A late Sarmat catacomb burial in Cherny Yar district, Astrakhan Region. Kratkie soobshcheniya Instituta arkheologii [Brief Communications of the Institute of Archaeology], 140, pp. 57–63. (In Russ.)

45. Skripkin A.S., 1977. Fibulae of the Lower Volga region (based on the materials of Sarmat burials). Sovetskaya arkheologiya [Soviet archaeology], 2, pp. 100–120. (In Russ.)

46. Uzyanov A.A. Otchet o rabote Bagaevskogo otryada Donskoy arkheologicheskoy ekspeditsii IA RAN SSSR v 1976 g. (Rostovskaya-na-Donu obl., Semikarakorskiy rayon). T. 2 [Report on the activities of the Bagayevsky detachment of the Don archaeological expedition of the Institute of Archaeology, USSR Academy of Sciences, in 1976 (Rostov Region, Semikarakorsk district). Vol.2.]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 7044, 7044d.

47. Valiev R.R. Otchet ob okhranno-spasatel'nykh arkheologicheskikh issledovaniyakh Gulyukovskogo mogil'nika v Menzelinskom rayone Respubliki Tatarstan v 2012 g. [Report on the preservation and salvage archaeological research of the Gulyuk burial ground in Menzelinsk district of the Republic of Tatarstan in 2012]. Arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Archive of the Institute of Archaeology RAS], R-1, ¹ 34294.

48. Vasyutkin S.M., Ostanina T.I., 1986. The Staro-Kabanovo burial ground – a site of the Mazunino culture in northern Bashkiria. Voprosy istorii i kul'tury Udmurtii [Issues of the Udmurtian history and culture]. T.I. Ostanina, ed. Ustinov: Udmurtiya, pp. 63–130. (In Russ.)

49. Zasetskaya I.P., 1994. Kul'tura kochevnikov yuzhnorusskikh stepey v gunnskuyu epokhu (konets IV – V vv.) [Culture of nomads of the Southern Russia steppes during the Hunnic period (the late 6th–5th century)]. St. Petersburg: Ellips. 221 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate