Везде
“Mysterious” seated burials of the Bronze Age in the Volga-Ural region
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
“Mysterious” seated burials of the Bronze Age in the Volga-Ural region
Annotation
PII
S086960630016285-2-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Roman Mimohod 
ORCID: 0000-0002-4584-4747
Occupation: senior researcher
Affiliation: Institute of Archaeology RAS
Address: Moscow, Dm. Ulianov str., 19
Edition
Issue 3
Pages
52-66
Abstract

The article identifies and analyzes a series of Bronze Age burials executed in the “seated” position or its imitation. They are located in the Volga-Urals and are unknown on the right bank of the Volga. Stratigraphic data, indicative ritual features and implements indicate that seated burials dates from the final stage of the Middle Bronze Age and belong to the Volga-Ural cultural group of the post-Catacomb period, which is the northern periphery of the Lola cultural circle. The presence of grave goods of a post-cord-like appearance in one of the burials reflects the contacts of carriers of the post-catacomb and post-cord traditions. In the system of radiocarbon chronology, the Volga-Ural cultural group is dated to the 22–20 centuries cal. BC.

Keywords
seated burials, final period of the Middle Bronze Age, Volga-Ural cultural group, Lola cultural circle, stratigraphy, radiocarbon dates
Received
16.08.2021
Date of publication
23.09.2021
Number of purchasers
6
Views
114
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 В конце прошлого века С.В. Богданов опубликовал пять погребений, совершенных в позиции “сидя” из кург. 4 могильника Тамар-Уткуль VII в Приуралье (Богданов, 1998. С. 22. Рис. 10, 11). Они были впущены в северную часть кургана и имели рядовую планировку (Моргунова, Кравцов, 1994. Рис. 6). Крайне необычная поза и специфический инвентарь, в который входят узко датирующиеся категории (рис. 1, 1–5), привлекли внимание исследователей. Возник вопрос о культурно-хронологической атрибуции этих необычных захоронений. Долгое время он решался однозначно на основании находки в погр. 5 вольско-лбищенского сосуда и украшений постшнурового мира: очковидной подвески и браслетов (рис. 1, 1). Погребальный обряд этой культуры был тогда неизвестен, как неизвестен он и сейчас, а необычная сидячая поза, которую С.В. Богданов назвал “клубком”, при наличии указанного сосуда привели к тому, что долгое время эти захоронения считались вольско-лбищенскими (Богданов, 1998. С. 22; Васильев, 2003. С. 108; Ткачев В.В., 2006. С. 71; 2007. С. 207–212; Мимоход, 2009а. С. 276; 2009б. С. 33; 2013. С. 265, 266; Соловьев, 2012. С. 125). При этом в соседнем синхронном погр. 3 при таком же обряде обнаружен инвентарь, имеющий выраженные посткатакомбные черты: он включал кольцевидно-узкопланочную костяную пряжку и фаянсовую сегментовидную пронизь (рис. 1, 2). Ситуация оказалась парадоксальной. В рамках одной группы погребений с единым и очень специфическим обрядом в соседних захоронениях (погр. 3 и 5) присутствуют вещи разных по происхождению, но синхронных миров: постшнурового и посткатакомбного. Этого факта уже достаточно, чтобы поставить под сомнение однозначную вольско-лбищенскую атрибуцию сидячих погребений из кург. 4 мог. Тамар-Уткуль VII. Проблемная ситуация заключается еще и в том, что исследователи, упоминая эту необычную группу, ни разу не приводили возможные аналогии обряду в регионе, тем самым подразумевая их отсутствие. Только С.В. Богданов в качестве сравнительного материала привел Алексеевский грунтовый могильник (Богданов, 1998. С. 22). Однако в нем нет погребений, совершенных в сидячей позе. Здесь присутствуют могилы, в которых умершие лежат в обычной скорченной позе на левом или правом боку (Пестрикова, 1979. Рис. 3, 4).
2 Получается, что сидячие захоронения из Тамар-Уткуля в Волго-Уралье выглядят уникальными. На самом деле, это не так. В регионе есть серия погребений бронзового века, совершенных в позе “сидя” или ее имитации. На сегодняшний день известно 13 таких комплексов: Бережновка I 14/2, Быково I 15/1, 16/12, Караман 3/1, Мамбеталы 5/1, Перевозинка 2/31, Светлое Озеро 7/1, Тамар-Уткуль VII 4/1–5, Шумейка 2/4 (рис. 1). Они представлены по всему Волго-Уралью и неизвестны на правобережье Волги (рис. 2), т.е. этот обряд имеет вполне конкретную региональную специфику.
3

Рис. 1. Погребения, совершенные в позе «сидя» или ее имитации: 1 – Тамар-Уткуль VII 4/5; 2 – Тамар-Уткуль VII 4/3; 3 – Тамар-Уткуль VII 4/4; 4 – Тамар-Уткуль VII 4/1; 5 – Тамар-Уткуль VII 4/2; 6 – Светлое Озеро 7/1; 7 – Мамбеталы 5/1; 8 – Бережновка I 14/2; 9 – Караман 3/1; 10 – Шумейка 2/4; 11 – Перевозинка 2/31. Fig. 1. Burials executed in the "seated" position or its imitation
4 Прежде всего рассмотрим положение погребенных. Все исследователи признают его неординарным. Авторы публикации комплекса Светлое Озеро 7/1 пишут, что “расчищен скелет ребенка, погребенного в редкой для степного Волго-Уралья сидячей позе. Предполагается, что первоначально умершего зафиксировали в позе адорации сидя способом прислонения левой стороной к стене, а возможно и дополнительно связыванием. С распадом мягких тканей происходило постепенное обрушение скелета вниз и заваливание на левую сторону, головой к СЗЗ. Разрушенный череп, верхние конечности, кости грудины и позвоночника оказались сваленными грудой, а нижние конечности и таз сохранили почти естественные сочленения, колени все еще опирались на вертикальную стенку” (Жемков, Лопатин, 2008. С. 165). В комплексе Быково I 16/12 «лежал костяк молодого мужчины, в сильно скорченном виде, на левом боку, головой на ЮВ и лицом ко входу (катакомбы – Р.М.). Руки, согнутые в локтях, были выставлены вперед и обхватывали ноги ниже колен. Бедренные и берцовые кости плотно сложены и коленями обращены к подбородку. Вероятно, первоначально покойник был погребен сидя “на корточках”» (Смирнов, 1960. С. 217. Рис. 16, 1). В погр. 1 кург. 15 мог. Быково I “костяк лицом и грудной клеткой уткнулся в землю; ноги согнуты под острым углом в тазобедренных суставах и коленях, пятки близко подведены к тазу; руки слега согнуты в локтях, их кисти охватывают нижнюю часть голеней. Судя по позе погребенного, мы имеем дело с погребением в сидячем положении” (Смирнов, 1960. С. 211). Позиции серии из пяти захоронений к. 4 мог. Тамар-Уткуль VII (рис. 1, 1–5) охарактеризованы следующим образом. Скелеты «захоронены в утробной позе, т.е. сильно скорчены (“клубком”) сидя на корточках и имеют вторичные смещения вниз, в сторону и т.п. Руки согнуты в локте и помещены кистями в области таза или перед тазом» (Богданов, 1998. С. 22). Как сидячая был охарактеризована позиция и для комплекса Мамбеталы 3/1 (рис. 1, 7) (Памятники срубной культуры..., 1993. С. 58, 59).
5 Таким образом, для всех вышеупомянутых погребений (9 комплексов) авторы их публикаций однозначно определяют положение умерших в позе “сидя”. Для трех захоронений такого утверждения нет, но есть довольно подробное описание. Так, в комплексе Караман 3/1 (рис. 1, 9) расчищен “скелет молодого человека, погребенного скорченно на спине с заметным завалом на левый бок, по диагонали могилы, головой к СВВ. Ноги сильно подогнуты в коленях, стопы отсутствуют, но очевидно, что они были вплотную притянуты к тазу. Правая рука согнута в локте под тупым углом, кисть на тазовых костях, левая рука согнута в локте под острым углом, кисть лежит на верхней части груди” (Жемков, Лопатин, 2007. С. 101). В погр. 4 кург. 2 мог. Шумейка (рис. 1, 10) “на дне могилы, головой на северо-запад был погребен взрослый человек в неординарной позе. Умерший положен скорченно, на животе, грудью на колени. Левая рука согнута в локте и прижата к туловищу, кисть руки лежит под плечом. Правая рука согнута в локте под прямым углом и заброшена на спину” (Юдин, 2007. С. 168). Элементы неординарности позы отметил и К.Ф. Смирнов для комплекса Бережновка I 14/2 (рис. 1, 8). Он пишет, что “привлекает внимание необычная скорченность ног: берцовые и бедренные кости находились параллельно, пятки помещались у тазовых костей” (Смирнов, 1959. С. 78).
6 Если сравнить позиции скелетов в этих захоронениях с погребениями, где исследователи уверенно констатируют факт нахождения умерших в положении “сидя”, то несложно заметить структурные сходства. К их числу относятся плотно прижатые кости голеней к бедренным костям (рис. 1, 8, 9), согнутые в локтях руки, которые охватывают колени (рис. 1, 10), вертикально поднятый череп теменем вверх (рис. 1, 10, 11). В этой связи, можно утверждать, что, скорее всего, в погр. 4 кург. 2 мог. Шумейка мы имеем дело также с сидячим костяком, который завалился на спину (рис. 1, 10). В комплексах Бережновка I 14/2 и Караман 3/1 зафиксированы не сидячая поза, а ее имитация, когда ноги размещены так же, как они располагаются в сидячем положении, но при этом туловище было уложено на спину (рис. 1, 8, 9). Несмотря на то, что скелет в комплексе Перевозинка 2/31 немного нарушен грызунами, по сохранившимся in situ костям хорошо видно, что ногам тоже была придана позиция, имитирующая сидячую (рис. 1, 11).
7 Хороши известно, что сидячая позиция и ее имитация1 в регионе встречается в погребениях энеолита на правобережье Волги (Агапов, Васильев, Пестрикова, 1990. С. 58; Малов, 2008. Рис. 16, 2; Пестрикова, Агапов, 2010. С. 14). Однако нашу серию уверенно можно отнести к финалу среднего бронзового века. Это утверждение требует детальной аргументации.
1. Уточним, что под этой позицией подразумевается положение скелета, при котором туловище находится на спине, пятки притянуты к тазу, а бедренные кости плотно прижаты к голеням и вытянуты вдоль линии позвоночного столба, либо с небольшим отклонением от нее (рис. 1, 8–11). При таком расположении умершего позицию ног нельзя трактовать, как стоявшие коленями вверх и впоследствии завалившиеся. Такая поза придавалась скелету изначально, а положение ног имитировало в лежачем состоянии позиции “сидя на корточках” или “сидя на коленях”.
8

Рис. 2. Территория волго-уральской культурной группы: 1 – Заливский 1/15; 2 – Кривая Лука XIV 8/5; 3 – Степная IV 2/3; 4 – Первомайский VIII 3/7, Х 10/1; 5 – Тихоновка од.кург./5; 6 – Волжский 2/13; 7 – Венгеловка 5/1; 8 – Мамбеталы 3/1; 9 – Быково I 15/1,2 16/12; 10 – Политодельское 2/1, 12/18, Политодельское II 1/2, Политодельское-89 4/12; 11 – Бережновка I 14/2; 12 – Барановка I 10/4; 13 – Большие Копены 2/1; 14 – Горбатый мост 6/11; 15 – Смеловка гр. мог. п. 6, 9, 12, 20, 33, 70, 112, 128; 16 – Шумейка 2/4; 17 – Караман 3/1; 18 – Курганная группа (14 насыпей); 19 – Светлое озеро 1/1, 7/1; 20 – Журавлиха 1/10; 21 – Хрящевка 2/1, 2/2; 22 – Кутулук III 1/1; 23 – Грачевка II 5/3; 24 – Красносамарский I 1/2, IV 2/3; 25 – Утевка I 1/2; 26 – Перевозинка 2/31, 32; 27 – Шумаево II 3/2, 6/1; 28 – Пятилетка 5/1; 29 – Имангулово 2 5/3; 30 – Тамар-Уткуль VII 4/1–5; 31 – Восточно-Курайли 1 1/1; 32 – Учебный полигон погребение 3; 33 – Щилисай II 2/2; 34 – Новый Кумак 25/12, 13, 14. Условные обозначения: а – погребения волго-уральской культурной группы; б – погребения волго-уральской культурной группы, совершенные в позиции “сидя” или ее имитации Fig. 2. The area of the Volga-Ural cultural group
9 Важное значение имеют данные стратиграфии, зафиксированные в кург. 2 мог. Перевозинка (Смирнов, 1967). Судя по расположению выкидов на погребенной почве, устанавливается, что основными в кургане были два захоронения: погр. 32 и погр. 31, совершенное в положении, имитирующее сидячую позу (рис. 1, 11). Культурная принадлежность погр. 32 определяется достаточно четко. Оно относится к волго-уральской культурной группе (ВУКГ) посткатакомбного периода (Мимоход, 2009/2010; 2018а), одной из составляющей культурного круга Лола (Мимоход, 2018б. С. 33; рис. 2). Об этом свидетельствуют все обрядовые характеристики: большая могильная яма с заплечиками, адоративное скоченное положение скелета на левом боку с юго-западной ориентировкой (Мимоход, 2018а, рис. 2, 16). Полностью аналогичное по обряду погр. 5 кург. 3 мог. Имангулово II (Мимоход, 2018а. Рис. 2, 17) имеет две радиоуглеродные даты, которые хорошо иллюстрирует его посткатакомбный возраст (табл. 1, 1, 2). Погр. 31, совершенное в яме с подбоем с имитацией сидячей позы (рис. 1, 11), также было основным и, соответственно, составляет с погр. 32 единый стратиграфический горизонт. Позже в кургане был устроен некрополь начала поздней бронзы. Таким образом, комплекс Перевозинка 2/31 не может датироваться раньше финала СБВ, что задает вектор определения хронологических координат для всех сидячих погребений Волго-Уралья.
10

Рис. 3. Костяные тупики и струги из погребальных комплексов финала средней – поздней бронзы: 1 – Краносамарский I 1/2; 2 – Мамбеталы 1; 3 – Царев 66/1; 4 – Калиново 1/8; 5 – Малаи II 1/16; 6 – Колдыри 24/3; 7 – Элиста 6/4; 8 – Зимняя Ставка 1 6/10; 9 – Зимняя Ставка 1 6/11; 10 – Шарахалсун 5 14/1; 11 – Манджикины 1 9/1; 12 – Каменый Амбар-5 курган 2; 13 – Селезни 2 1/1; 14 – Нуртай 6/14; 15 – Лабазы курган 6. Fig. 3. Hideworking bone scrapers and plane tools from burial complexes of the final period of the Middle Bronze – Late Bronze Age
11 Для посткатакомбной эпохи важными культурно-хронологическими индикаторами являются анатомический состав костей животных и их расположение в могиле (Мимоход, 2007; 2019). В четырех сидячих погребениях (Бережновка I 14/1, Быково I 16/12, Караман 3/1, Шумейка 2/4) обнаружены кости ног домашних копытных, в трех из них они принадлежали особям мелкого рогатого скота (МРС) (рис. 1, 9, 10), в одном – крупного рогатого скота (КРС) (рис. 1, 8). Это яркий маркер захоронений волго-донской бабинской культуры (ВДБК) (Мимоход, 2014. С. 103, 105; 2019). В ее ареал входит и Заволжье (Мимоход, 2014. Рис. 1). В зоне совместного проживания на левобережье Волги данная деталь обряда встречается и в погребениях ВУКГ. Все ее погребения с костями ног МРС/КРС располагаются именно на этой территории (рис. 2). Симптоматично, что часть сидячих погребений (Быково I 16/12, Перевозинка 2/31, Шумейка 2/4) совершена в ямах с подбоем (рис. 1, 10, 11) (Смирнов, 1960. С. 217. Рис. 16, 1; 1967. Рис. 101; Юдин, 2007. Рис. 3, 2). Этот тип погребального сооружения хорошо представлен в материалах ВУКГ, где их количество составляет 22% от всех захоронений (59 комплексов). Если взять только сидячие погребения, то показатель будет таким же (23%). Примечательно, что в 5 из 13 погребений, совершенных в позе “сидя” или ее имитации, обнаружены следы горения. Этот признак является значимым в погребальном обряде ВУКГ. Захоронения, в которых зафиксированы зола и уголь, составляют 17%. В рассматриваемой группе эта обрядовая черта выражена сильнее. Для нее соответствующий показатель больше, чем вдвое (38%).
12 Инвентарь, обнаруженный в сидячих захоронениях, также свидетельствует об их датировке финалом среднего бронзового века. В комплексе Быково I 15/1 обнаружен обломок бруска с перетяжкой (Смирнов, 1960. Рис. 15, 11). Э.С. Шарафутдинова небезосновательно полагала, что это фрагмент изделия с двумя перетяжками (Шарафутдинова, 2001. С. 152). Такие предметы (защитные накладки на запястье лучника) хорошо известны в материалах днепро-донской бабинской культуры (ДДБК) и ВДБК, где они являются хронологическими маркерами их раннего этапа. Кроме того, курган 15, как и в случае с комплексами Перевозинка 2/31, 32, был насыпан над двумя синхронными погребениями 1 и 2. Последнее относится к ВУКГ. Оно тоже обладает выраженными посткатакомбными признаками – это деформированный череп, который отсылает к раннелолинской культуре, где есть серия таких комплексов (Мимоход, 2013. С. 32, 33), и бронзовый нож без перекрестья с узким листовидным клинком (Смирнов, 1960. Рис. 15, 12). Ножи такой морфологии серийно представлены в лолинской культуре (Мимоход, 2013. Илл. 50, 6, 8–11). Отличие заключается только в наличии у быковского экземпляра валиковых утолщений на черенке и в центре лезвия, являющихся характерными деталями некоторых ножей покровской серии.
13

Рис. 4. Кольцевидно-узкопланочные пряжки конца III – начала II тыс. до н.э.: 1 – Тамар-Уткуль VII 4/3; 2 – Ильинский 1 1/6; 3 – Ипатово 3 2/13; 4 – Типки I 2/4; 5 – Кривая Лука XXI 1/9; 5, 6 – Гатын-Кале погребение 7; 7 – Гатын-Кале погребение 30; 8 – Гинчи склеп 2; 9 – Донифарс погребение 4 (б/м); 10 – сооружение 58 пос. Ханлар; 11 – Ханлар 18/1; 12 – Нуртай курган 22 ограда Г; 13 – Ливенцовская крепость погребение 6; 14 – Алгаши 1/1; 15 – Stanton Harcourt; 16 – Jablonec; 17 – Prag-Libeň; 18 – Mühlhausen; 19 – Schönfeld; 20 – Groß Ammensleben; 21 – Vahldorf; 22 – Melton; 23 – Výčapy-Opatovce; 24 – Троя II. Fig. 4. Ring-shaped narrow-pin buckles of the late 3rd – early 2nd millennium BC
14 В погр. 1 кург. 3 мог. Мамбеталы 5/1 сопровождающий инвентарь включал костяное пряслице и тупик (рис. 1, 7; 3, 1). Именно раннелолинская культура сгенерировала традицию помещения подобных изделий в захоронения (Мимоход, 2013. С. 113), откуда она распространяется в ВУКГ (рис. 3, 1, 2) и посткатакомбную невинномысскую культуру, занимающей ареал Кубани и предгорий Северного Кавказа (рис. 3, 5). В единичных случаях тупики встречены в захоронениях культурного круга Бабино, которые расположены в непосредственной близости от лолинского ареала (рис. 3, 3, 4). Фактически все типы тупиков и стругов (из нижней челюсти, подвздошной кости таза и ребер КРС), которые известны в других посткатакомбных образованиях и погребальных памятниках эпохи поздней бронзы, представлены в материалах лолинской культуры (рис. 3, 6–11). Это касается и орудий из подвздошной кости КРС, которая была использована для изготовления тупика из сидячего захоронения Мамбеталы 5/1 (рис. 3, 1). Из такого же сырья сделано одно из кожевенных орудий раннелолинской культуры (рис. 3, 6). В дальнейшем традиция помещения в погребения крупных кожевенных орудий распространяется в эпоху поздней бронзы (рис. 3, 12–15).
15 Полную ясность в определении хронологической позиции сидячих погребений Волго-Уралья вносят вещи, обнаруженные в погр. 3 и 5 кург. 4 мог. Тамар-Уткуль VII (рис. 1, 1, 2). В первом комплексе узко датирующаяся категория инвентаря – костяная пряжка (рис. 4, 1), которая относится к узкопланочным кольцевым изделиям по типологии С.Н. Братченко (1995. С. 13–15). Предмет имеет кольцо для захлестывания свободного конца ремня, длинную узкую планку с отверстием для крепления глухого конца пояса. Функциональное назначение тамар-уткульского изделия подтверждает и расположение его в погребении. Пряжка находилась ниже тазовых костей у сведенных колен (рис. 1, 2), которые, скорее всего, были связаны поясом.
16 Предметы данного типа представлены в кавказских культурах конца средней бронзы (рис. 4, 5–11) (Гуммель, 1940. С. 72, 92, 94; Марковин, 1963. С. 62, 91; Гаджиев, 1969, С. 29). В единичных случаях они известны в погребениях средневолжской абашевской (СВАК) и нутрайской культур (рис. 4, 12, 14) (Ефименко, Третьяков, 1961. Рис. 8, 1; Ткачев А.А., 2002. С. 185), а также в руинах Ливенцовской крепости (рис. 4, 13) (Братченко, 1995. С. 13; рис. 2, 6). Структурное типологическое сходство у волго-уральской поясной детали наблюдается и с пряжками типа Ипатово-Типки лолинской культуры второго этапа (рис. 4, 2–5). Здесь та же самая перпендикулярная система расположения отверстий и Т-образная планка (Мимоход, 2013. С. 109). Из лолинской серии наиболее близка тамар-уткульскому изделию пряжка из комплекса Кривая Лука XXI 1/9 (рис. 4, 5), так как она имеет самую длинную и узкую Т-образную планку. Следует отметить, что поясные детали из Тамар-Уткуля и Ливенцовки (рис. 4, 1, 13) вместе с лолинскими изделиями Ипатово-Типки (рис. 4, 2–5) и экземпляром из Донифарса (рис. 4, 9) представляют собой варианты единого типа, в рамках которого пряжки Лолы выглядят более вычурными, отчасти продолжая традицию более ранней группы пряжек типа Кевюды-Чограй (Мимоход, 2013. С. 106–124). Серийно кольцевидно-узкопланочные пряжки представлены в Центральной и Западной Европе позднего неолита – ранней бронзы по европейской периодизации (Grimes, 1960. Р. 162. Fig. 67; Clarke, 1970. Р. 297, 299; Müller-Karpe, 1974. Taf. 636, F2, L9; 514, M5; 515, J3; 519, A10, F1, I,3; Sangmeister, 1974. Аbb. 7, 2; 1984. Аbb. 8, 4, 5; Schwarzberg, 1994. Тaf. 4, 8, 9, 13; Hecker, 1995. Тaf. VII, 9, 10; Schmid, 1995. S. 100; Wiechmann, 1995. S. 116; Case, 2001. Fig. 4, 19; Großmann, 2016. Abb. 8.34). Такие изделия хорошо известны прежде всего в материалах культур шнуровых и колоколовидных кубков (рис. 4, 15–23). В хронологическом отношении они непосредственно предшествуют времени распространения кольцевидно-узкопланочных пряжек на Кавказе и в степи. Приблизительно этим же временем датируется и изделие из Трои II (рис. 4, 24) (Schliemann, 1881. Nr. 557). По всей видимости, кольцевидно-узкопланочные предметы возникают на Ближнем Востоке и в Европе, а в финале средней бронзы они распространяются на Кавказе и в восточноевропейской степи.
17

Рис. 5. Очковидные подвески и браслеты из комплекса Тамар-Уткуль VII 4/5 и сопоставительные материалы: 1, 15 – Тамар-Уткуль VII 4/5; 2 – Виловатский II 17/8; 3 – Тауш-Касы 2/2; 4 – Алгаши 1/3; 5 – Виловатский II 7/11; 6 – Верхнекизильский клад; 7 – Старо-Ябалаклинский курган 73; 8 – Кривое Озеро 10/14; 9 – Хохольский 1/1; 10 – Волосово-Даниловский погребение 73; 11 – Никульцынский могильник; 12 – Чикмари II 1/4; 13 – Ново-Филипповка 2/4; 14 – Шахтерск 8/2; 16 – Пеленгер I 26/3; 17 – Кухмарский курган 15; 18 – Пеленгер I 26/2; 19, 20 – Юкалекулево 1/2; 21 – Потаповский 3/8; 22 – Синташта CI/12. Fig. 5. Spectacle pendants and bracelets from the Tamar-Utkul VII 4/5 complex and comparative materials
18 В комплексе Тамар-Уткуль VII 4/5 обнаружен сосуд вольско-лбищенской культуры и показательный набор украшений, состоящий из очковидной подвески и двух браслетов (рис. 1, 1). Очковидные подвески хорошо представлены в абашевских культурах: СВАК и южноуральской абашевской культуре (ЮУАК) (рис. 5, 2–7) (Ефименко, Третьяков, 1961. Рис. 9, 12, 13; 12, 7; 15; Евтюхова, 1965. Рис. 3, 5–8; Сальников, 1967. Рис. 2, 24; 3, 15; Бадер, 1970. Рис. 14, 2; Горбунов, 1976. Рис. 7, 4; 1986. Табл. XV, 26; Пряхин, Халиков, 1987. Рис. 63, 9; Большов, Кузьмина, 1995. Рис. 15, 7; Кузьмина, 2000. Рис. 23, 12; Большов, 2003. Рис. 20, 10, 15; 2006. Рис. 14, 8; Ткачев В.В., 2003. Рис. 4, 11). Большая часть абашевских изделий имеют миниатюрные размеры (Кузьмина, 2002. С. 159, 160). Они заметно меньше тамар-уткульского экземпляра (рис. 5, 1) и зачастую использовались в структуре богатого шитья мелкими бронзовыми и серебряными украшениями. Известна находка такой подвески в погребении воронежской культуры (рис. 5, 9) (Пряхин, Синюк, 1983. Рис. 2, 10), которая также относится к постшнуровым. В шнуровых культурах (фатьяновская, среднеднепровская) присутствуют очковидные подвески (рис. 5, 10, 11) (Артеменко, 1967. Рис. 22, 1, 2; Гадзяцкая, 1976. Табл. XXXII, 12; Крайнов, 1987. Рис. 35, 22). Это довольно крупные экземпляры, чем они отличаются от абашевской серии. Несколько изделий этого типа есть в погребениях ранней ДДБК (рис. 5, 12–14) (Вангородская, 1987. Рис. 1, 5; Литвиненко, 2009. Рис. 51, 11–13; Ларенок, 2018. С. 54). Однако здесь, как и в случае с комплексом Тамар-Уткуль VII 4/5, появление очковидных подвесок в посткатакомбных погребениях связано с постшнуровыми культурами. Браслеты с треугольным сечением (рис. 5, 1) также имеют аналогии в абашевских культурах (рис. 5, 16–20), а в начале поздней бронзы они приобретают желобчатое сечение (рис. 5, 21, 22).
19 14С данные волго-уральской культурной группы 14С data of the Volga-Ural cultural group
20
№ Памятник Шифр лаборатории Материал Дата ВР Дата cal ВС Вероятность 1σ
1 Имангулово II 5/3 Ki-19356 Кость человека 3690±60 2200–1970
2 Имангулово II 5/3 ГИН-15497 Кость человека 3600±70 2041–1879
3 Грачевка II 5/3 Le-6545 Кость человека 3815±60 2350–2140
4 Грачевка II 5/3 АА-53806 Кость человека 3752±52 2280–2040
5 Тамар-Уткуль VII 4/5 IGANAMS-7692 Кость человека 3860±20 2436–2238
Примечание: 3, 4 – даты по: Кузнецов, Мочалов, 2012. Табл. 1. Рис. 26; 2 – дата по: Купцова, Евгеньев, в печати; 1, 5 – публикуются впервые.
21 В целом, охарактеризованный набор выглядит чужеродным по отношению к группе сидячих захоронений, которые демонстрируют явные посткатакомбные признаки. Своим происхождением он связан с постшнуровым миром. Наличие в комплексе Тамар-Уткуль VII 4/5 инвентаря абашевского и вольско-лбищенского облика – это не более, чем проявление культурных связей между постшнуровыми и посткатакомбными культурными образованиями. Не так давно этот сюжет был детально рассмотрен на примере попадания вольско-лбищенской посуды в погребения ВДБК и ВУКГ (Мимоход, 2018в).
22 Таким образом, серия сидячих захоронений в волго-уральском регионе в обряде и инвентаре демонстрирует выраженные посткатакомбные признаки, за исключением погр. 5 кург. 4 мог. Тамар-Уткуль VII, чей вещевой комплекс отсылает к традициям постшнурового мира. Стратиграфические данные и узко датирующиеся категории инвентаря свидетельствуют о датировке рассматриваемой группы захоронений в рамках финала средней бронзы. С учетом локализации сидячих погребений (рис. 2), обрядовых характеристик (наличие ям с подбоем, кости ног МРС и КРС), показательных категорий инвентаря (костяные тупик, пряслице, кольцевидно-узкопланочная пряжка, фаянсовая сегментовидная пронизь) их следует отнести к волго-уральской культурной группе, которая является северной периферией культурного круга Лола. Следует отметить, что из тринадцати захоронений над семью были возведены курганы и одно сопровождалось досыпкой, т.е. захоронения, с которыми было связано собственное курганное строительство составляли 53.8% от всех комплексов рассматриваемой группы. Сооружение насыпей – одна из отличительных черт ранней фазы посткатакомбного блока (Мимоход, 2005. С. 71). Получается, что из всей серии впускными были только пять захоронений из кург. 4 мог. Тамар-Уткуль VII. Они были впущены в насыпь высотой 2.5 м (Моргунова, Кравцов, 1994. С. 14), который относится в регионе к группе больших курганов раннего бронзового века (Богданов, 2004. С. 141, 143), что в какой-то мере и здесь может указывать на особый статус этих комплексов. Иными словами, погребения, совершенные в позе “сидя” или ее имитации, представляют собой отдельную специфическую обрядовою группу ВУКГ. На сегодняшний день известно 59 захоронений этой культурной группы (рис. 2). Сидячие погребения составляют 22% от всех комплексов. Это довольно внушительный показатель. Данная обрядовая группа занимает второе место по численности после группы, где умершие захоронены в ямах в позе адорации с ориентировкой на юг и юго-запад, которая формирует наглядный образ ВУКГ.
23 Сейчас известно пять радиоуглеродных дат волго-уральской группы Одна из них сделана по кости человека из сидячего погребения (табл., 5). На мой взгляд, дата выглядит удревненной. Она явно старше остальных четырех дат ВУКГ (табл., 1–4), при том, что в тамар-уткульских погребениях содержится диагностичный инвентарь финала средней бронзы, который позволяет датировать волго-уральскую группу в пределах XXII–XX вв. cal BC, о чем свидетельствуют датировки из Имангулово и Грачевки (табл., 1–4). Впрочем, даты ВУКГ пока единичны и предметно обсуждать их пока нет смысла.
24 Таким образом, “загадочные” сидячие захоронений в Волго-Уралье представляют собой специфическую обрядовую группу ВУКГ финала средней бронзы. Они расположены только в указанном регионе и неизвестны на правобережье Волги. С этими захоронениями связано развитое курганное строительство, что указывает на особый статус этих комплексов. С учетом собственных 14С-данных ВУКГ и с опорой на представительную серию радиокарбонных дат всего посткатакомбного блока (99 датировок) волго-уральскую группу и ее сидячие захоронения следует датировать в диапазоне XXII–XX вв. cal BC.

References

1. Agapov S.A., Vasil'ev I.B., Pestrikova V.I., 1990. Khvalynskiy eneoliticheskiy mogil'nik [The Khvalynsk Eneolithic burial ground]. Saratov: Saratovskiy universitet. 160 p.

2. Artemenko I.I., 1967. Plemena Verkhnego i Srednego Podneprov'ya v epokhu bronzy [Tribes of the Upper and Middle Dnieper region in the Bronze Age]. Moscow: Nauka. 139 p.

3. Bader O.N., 1970. Basseyn Oki v epokhu bronzy [The Oka river region in the Bronze Age]. Moscow: Nauka. 176 p.

4. Bogdanov S.V., 1998. The Great Dedurovka Mar mound. Arkheologicheskie pamyatniki Orenburzh'ya [Archaeological sites of Orenburg Region], II. N.L. Morgunova, ed. Orenburg: Dimur, pp. 17–37. (In Russ.)

5. Bogdanov S.V., 2004. Epokha medi stepnogo Priural'ya [The Copper Age of the steppe Cis-Urals]. Ekaterinburg: Ural'skoe otdelenie Rossiyskoy akademii nauk. 287 p.

6. Bol'shov S.V., 2003. Srednevolzhskaya abashevskaya kul'tura (po materialam mogil'nikov) [The Middle Volga Abashevo culture (based on materials from burial grounds)]. Yoshkar-Ola: Mariyskiy nauchno-issledovatel'skiy institut. 184 p. (Trudy Mariyskoy arkheologicheskoy ekspeditsii, VIII).

7. Bol'shov S.V., 2006. Lesnaya polosa Srednego Povolzh'ya v epokhu sredney bronzy [Forest belt of the Middle Volga region during the Middle Bronze Age]. Yoshkar-Ola: Mariyskiy nauchno-issledovatel'skiy institut. 232 p.

8. Bol'shov S.V., Kuz'mina O.V., 1995. New research in the Vilovatovo II burial ground. Drevnie indoiranskie kul'tury Volgo-Ural'ya (II tys. do n.e.) [Ancient Indo-Iranian cultures of the Volga-Ural region (2nd millennium BC)]. I.B. Vasil'ev, ed. Samara: Samarskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy universitet, pp. 81–113. (In Russ.)

9. Bratchenko S.N., 1995. Buckles of the Middle Bronze Age and their North Caucasian forms. Konvergentsiya i divergentsiya v razvitii kul'tur epokhi eneolita – bronzy Sredney i Vostochnoy Evropy [Convergence and divergence in the development of Eneolithic – Bronze Age cultures of Central and Eastern Europe], II. V.S. Bochkarev, ed. St. Petersburg: IIMK RAN, pp. 8–26. (In Russ.)

10. Case H., 2001. The Beaker Culture in Britain and Ireland: Groups, European Contacts and Chronology. Bell Beakers today. Pottery, people, culture, symbols in prehistoric Europe, 1. F. Nicolis, ed. Trento: Provincia Autonoma di Trento, Servizio Beni Culturali, pp. 361–377.

11. Clarke D.L., 1970. Beaker pottery of Great Britain and Ireland, 1. Cambridge: University Press. 280 p.

12. Efimenko P.P., Tret'yakov P.N., 1961. The Abashevo culture in the Volga River region. Abashevskaya kul'tura v Srednem Povolzh'e [The Abashevo culture in the Middle Volga region]. N.Ya. Merpert, ed. Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, pp. 57–110. (Materialy i issledovaniya po arkheologii SSSR, 97). (In Russ.)

13. Evtyukhova O.N., 1965. On the chronology of the Abashevo culture in the Middle Volga region. Novoe v sovetskoy arkheologii [New developments in Soviet archaeology]. E.I. Krupnov, ed. Moscow: Nauka, pp. 137–142. (Materialy i issledovaniya po arkheologii SSSR, 130). (In Russ.)

14. Gadzhiev M.G., 1969. Iz istorii kul'tury Dagestana v epokhu bronzy (mogil'nik Ginchi) [From the history of the Bronze Age culture of Dagestan (the Ginchi burial site)]. Makhachkala: Dagestanskiy filial Akademii nauk SSSR. 178 p.

15. Gadzyatskaya O.S., 1976. Pamyatniki fat'yanovskoy kul'tury. Ivanovsko-Gor'kovskaya gruppa [Fatyanovo culture sites. Ivanovo-Gorky group]. Moscow: Nauka. 136 p. (Arkheologiya SSSR. Svod arkheologicheskikh istochnikov, V1-21).

16. Gorbunov V.S., 1976. Classification of the Abashevo burial grounds in Bashkiria. Drevnosti Yuzhnogo Urala [Antiquities of the Southern Urals]. R.G. Kuzeev, ed. Ufa: Bashkirskiy filial Akademii nauk SSSR, pp. 18–34. (In Russ.)

17. Gorbunov V.S., 1986. Abashevskaya kul'tura Yuzhnogo Priural'ya [The Abashevo culture of the Southern Cis-Urals]. Ufa: Bashkirskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy institut. 96 p.

18. Grimes W.F., 1960. Excavations on Defence Sites, 1939–45, 1. Mainly Neolthic – Bronze Age. London: Her Majesty's Stationery Office. 259 p.

19. Großmann R., 2016. Das Dialektische Verhältins von Schnurkeramik und Glockenbecher zwischen Rhein und Saale. Bonn: Verlag Dr. Rudolf Habelt GmbH. 280 p. (Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie, 287).

20. Gummel' Ya.I., 1940. Arkheologicheskie ocherki [Археологические очерки]. Baku: Azerbaydzhanskiy filial Akademii nauk SSSR. 166 p.

21. Hecker W., 1995. Böhmische Gruppe: Böhmen. Glockenbecher-Phänomen. Freiburg, pp. 41–66. (Freiburger Archäologische Studien, 2).

22. Kraynov D.A., 1987. The Fatyanovo culture. Epokha bronzy lesnoy polosy SSSR [The Bronze Age in the forest belt of the USSR]. O.N. Bader, ed. Moscow: Nauka, pp. 58–76. (Arkheologiya SSSR). (In Russ.)

23. Kuptsova L.V., Evgen'ev A.A. Bronze Age burials in the II mound cemetery near the village of Vtoroye Imangulovo (the Orenburg Cis-Urals). Povolzhskaya arkheologiya [The Volga River Region archaeology]. (In print). (In Russ.)

24. Kuz'mina O.V., 2000. Metal objects and issues of the Abashevo relative chronology. Drevnie obshchestva yuga Vostochnoy Evropy v epokhu paleometalla (rannie kompleksnye obshchestva i voprosy kul'turnoy transformatsii) [Ancient communities in the south of Eastern Europe during the Paleometal Age (early complex societies and issues of cultural transformation)]. V.M. Masson, ed. St. Petersburg: Evropeyskiy Dom, pp. 65–134. (In Russ.)

25. Kuz'mina O.V., 2002. Adornments of the Abashevo culture. Problemy arkheologii Evrazii. K 80-letiyu N.Ya. Merperta [Issues of the archaeology of Eurasia. To the 80th anniversary of N.Ya. Merpert]. R.M. Munchaev, ed. Moscow: IA RAN, pp. 157–174. (In Russ.)

26. Kuznetsov P.F, Mochalov O.D., 2012. Potapovka complexes from the mounds of the Grachevka II cemetery. Bronzovyy vek. Epokha geroev (po materialam pogrebal'nykh pamyatnikov Samarskoy oblasti) [The Bronze Age. The age of heroes (based on materials from the burial sites of Samara Region)]. M.A. Turetskiy, ed. Samara: Samarskoe arkheologicheskoe obshchestvo, pp. 37–82. (In Russ.)

27. Larenok O.P., 2018. A group of burials of the Multi-cordoned Ware culture from the Burgusta I mound cemetery in Krasny Sulin district of Rostov Region. Svyazi i vzaimootnosheniya kul'tur bronzovogo veka Tsirkumpontiyskogo regiona: novye dannye i materialy: tezisy dokladov kruglogo stola [Connections and relationships between the Bronze Age cultures of the Circumpontic: new data and materials: Proceedings of the round table]. M.V. Andreeva, A.N. Gey, eds. Moscow: IA RAN, pp. 53–54. (In Russ.)

28. Litvinenko R.O. Kul'turne kolo Babino (po materialam pokhoval'nikh pam'yatok): disertatsіya doktora іstorichnikh nauk. Kiev, 2009 [The babino culture circle (based on burial sites materials): doctoral thesis in History. Kiev, 2009]. Nauchno-otraslevoy arkhiv Instituta arkheologii Natsional’noy akademii nauk Ukrainy [Scientific Branch-specific Archive of the Institute of Archaeology at the National Academy of Sciences of Ukraine], F. 12, Op. 2, № 879.

29. Malov N.M., 2008. The Khlopkovo cemetery and historiography of the Eneolithic in the Lower Volga region. Arkheologiya Vostochno-Evropeyskoy stepi [Archaeology of the East European steppe], 6. V.A. Lopatin, ed. Saratov: Nauchnaya kniga, pp. 32–134. (In Russ.)

30. Markovin V.I., 1963. A new Bronze Age site in mountainous Chechnya. Drevnosti Checheno-Ingushetii [Antiquities of Checheno-Ingushetia]. E.I. Krupnov, ed. Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, pp. 49–135. (In Russ.)

31. Mimokhod R.A., 2005. The block of post-catacomb cultural formations (problem statement). Problemi doslidzhennya pamyatok arkheologiï Skhidnoï Ukraïni [Problems of studying archaeological sites of Eastern Ukraine]. V.V. Otroshchenko, ed. Lugans'k: Shlyakh, pp. 70–74. (In Russ.)

32. Mimokhod R.A., 2007. Animal bones in Lola burials as a cultural and chronological indicator. Materiali ta doslidzhennya z arkheologiї Ckhidnoї Ukraїni [Materials and studyies on archaeology of Eastern Ukraine], 7. S.M. Sanzharov, ed. Lugans'k: Vidavnitstvo Skhidnoukraїs'kogo natsional'nogo universitetu, pp. 118–127. (In Russ.)

33. Mimokhod R.A., 2009. On the upper date of the Volsk-Lbishche cultural group. Arkheologicheskie pamyatniki Vostochnoy Evropy [Archaeological sites of Eastern Europe], 13. V.V. Kileynikov, ed. Voronezh: Nauchnaya kniga, pp. 276–278. (In Russ.)

34. Mimokhod R.A., 2009/2010. Burials of the Middle Bronze finale in the Volga-Ural region and some problems of the regional cultural genesis. Donets'kiy arkheologichniy zbirnik [Donetsk collection of papers on archaeology], 13/14. R.O. Litvinenko, ed. Donets'k: Vidavnitstvo Donets'kogo universitetu. Donets'k, pp. 67–82. (In Russ.)

35. Mimokhod R.A., 2009a. Kurgany epokhi bronzy – rannego zheleznogo veka v Saratovskom Povolzh'e: kharakteristika i kul'turno-khronologicheskaya atributsiya kompleksov [Mounds of the Bronze Age – Early Iron Age in the Saratov area of the Volga River region: features and cultural-chronological attribution of complexes]. Moscow: Taus. 292 p. (Materialy okhrannykh arkheologicheskikh issledovaniy, 10).

36. Mimokhod R.A., 2013. Lolinskaya kul'tura. Severo-zapadnyy Prikaspiy na rubezhe srednego i pozdnego periodov bronzovogo veka [The Lola culture. The northwest Caspian region at the turn of the Middle and Late Bronze Ages]. Moscow: IA RAN. 568 p. (Materialy okhrannykh arkheologicheskikh issledovaniy, 16).

37. Mimokhod R.A., 2014. Post-catacomb period in the Lower Volga region: from the Krivaya Luka cultural group to the Volga-Don Babino culture. Kratkie soobshcheniya Instituta arkheologii [Brief Communications of the Institute of Archaeology], 232, pp. 100–119. (In Russ.)

38. Mimokhod R.A., 2018. Post-catacomb period in the Volga-Ural region. XXI Ural'skoe arkheologicheskoe soveshchanie, posvyashchennoe 85-letiyu so dnya rozhdeniya G.I. Matveevoy i 70-letiyu so dnya rozhdeniya I.B. Vasil'eva [XXI Ural archaeological symposium to the 85th anniversary of G.I. Matveeva and the 70th anniversary of I.B. Vasiliev]. A.A. Vybornov, ed. Samara: Samarskiy gosudarstvennyy sotsial'no-pedagogicheskiy universitet, pp. 140–144. (In Russ.)

39. Mimokhod R.A., 2018a. Paleoclimate and cultural genesis in Eastern Europe of the 3rd millennium BCE. Rossiyskaya arkheologiya [Russian archaeology], 2, pp. 33–48. (In Russ.)

40. Mimokhod R.A., 2018b. Volsk-Lbishche pottery in burial complexes: cultural markers or markers in cultures. Izvestiya Samarskogo nauchnogo tsentra Rossiyskoy akademii nauk [Izvestiya of the Samara Scientific Center of the Russian Academy of Sciences], vol. 20, no. 3, pp. 223–233. (In Russ.)

41. Mimokhod R.A., 2019. Animal bones in the Volga-Don Babino burials as cultural and chronological indicators and markers of the economic pattern. Donets'kiy arkheologichniy zbirnik [Donetsk collection of papers on archaeology], 22. R.O. Litvinenko, ed. Donets'k: Vidavnitstvo Donets'kogo universitetu, pp. 21–45. (In Ukrainian).

42. Morgunova N.L., Kravtsov A.Yu., 1994. Pamyatniki drevneyamnoy kul'tury na Ileke [Sites of the ancient Pit Grave culture on the Ilek river]. Ekaterinburg: Nauka. 153 p.

43. Müller-Karpe H., 1974. Handbuch der Vorgeschichte, III. Kupferzeit. München: Beck. 1095 p.

44. Pamyatniki srubnoy kul'tury. Volgo-Ural'skoe mezhdurech'e [The Timber-grave culture sites. The Volga-Ural interfluve], I. Saratov: Saratovskiy gosudarstvennyy universitet, 1993. 200 p. (Arkheologiya SSSR. Svod arkheologicheskikh istochnikov, V1-10).

45. Pestrikova V.I., 1979. The Fatyanovo burial ground in the north of Saratov Region. Drevnyaya istoriya Povolzh'ya [Ancient history of the Volga River region]. S.G. Basin, ed. Kuybyshev: Kuybyshevskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy institut, pp. 99–110. (Nauchnye trudy, 230). (In Russ.)

46. Pestrikova V.I., Agapov D.S., 2010. The Eneolithic burial ground of Khvalynsk I as a historical source. Khvalynskie eneoliticheskie mogil'niki i khvalynskaya eneoliticheskaya kul'tura [Khvalynsk Eneolithic burial grounds and the Khvalynsk Eneolithic culture]. S.A. Agapov, ed. Samara: Povolzh'e, pp. 11–120. (In Russ.)

47. Pryakhin A.D., Khalikov A.Kh., 1987. The Abashevo culture. Bronzovyy vek lesnoy storony SSSR [The Bronze Age in the forest area of the USSR]. O.N. Bader, ed. Moscow: Nauka, pp. 124–131. (Arkheologiya SSSR). (In Russ.)

48. Pryakhin A.D., Sinyuk A.T., 1983. A Bronze Age mound near the village of Khokholsky. Sovetskaya arkheologiya [Soviet archaeology], 3, pp. 197–202. (In Russ.)

49. Sal'nikov K.V., 1967. Ocherki drevney istorii Yuzhnogo Urala [Essays on the ancient history of the Southern Urals]. Moscow: Nauka. 408 p.

50. Sangmeister E., 1974. Zwei Neufunde der Glockenbecherkultur in Baden-Württemberg. Fundberichte aus Baden-Württemberg, 1. Stuttgart: Schweizerbart'sche Verlagsbuchhandlung, pp. 103–137.

51. Schliemann H., 1881. Ilios. Stadt und Land der Trojaner. Leipzig: F.A. Brockhaus. 880 p.

52. Schmid C.-D., 1995. Süddeutsche Gruppe: Südwestdeutschland, Elsaß und Nordschweiz. Glockenbecher-Phänomen. Freiburg, pp. 84¬–100. (Freiburger Archäologische Studien, 2).

53. Schwarzberg H., 1994. Schönfelder Kultur. Das Neolithikum im Mittelelbe-Saale-Geibet und in der Altmark. Wilkau-Hasslau: Beier & Beran. Archäologishe Fachliteratur, pp. 243–255.

54. Sharafutdinova E.S., 2001. On burial sites of the Middle Bronze Age Finale in the Lower Volga region. Bronzovyy vek Vostochnoy Evropy: kharakteristika kul'tur, khronologiya i periodizatsiya: materialy mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii «K stoletiyu periodizatsii V.A. Gorodtsova bronzovogo veka yuzhnoy poloviny Vostochnoy Evropy» [The Bronze Age of Eastern Europe: characteristics of cultures, chronology and periodization: Proceedings of the International scientific conference “To the centenary of V.А. Gorodtsov periodization of the Bronze Age in the southern part of Eastern Europe”]. Yu.I. Kolev, ed. Samara: Samarskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy universitet, pp. 148–153. (In Russ.)

55. Smirnov K.F. Otchet o rabote Yuzhno-ural'skoy arkheologicheskoy ekspeditsii v 1967 g. [Report on the work of the South Ural archaeological expedition in 1967]. Nauchno-otraslevoy arkhiv Instituta arkheologii Rossiyskoy akademii nauk [Scientific and Branch-specific Archives of the Institute of Archaeology RAS], R-1, № 3557.

56. Smirnov K.F., 1959. Mounds near the villages of Ilovatka and Politotdelskoye, Stalingrad Region. Drevnosti Nizhnego Povolzh'ya: Itogi rabot Stalingradskoy arkheologicheskoy ekspeditsii [Antiquities of the Lower Volga region: Results of the Stalingrad archaeological expedition], I. E.I. Krupnov, ed. Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, pp. 206–322. (Materialy i issledovaniya po arkheologii SSSR, 60). (In Russ.)

57. Smirnov K.F., 1960. “Bykovo mounds”. Drevnosti Nizhnego Povolzh'ya: Itogi rabot Stalingradskoy arkheologicheskoy ekspeditsii [Antiquities of the Lower Volga region: Results of the Stalingrad archaeological expedition], II. E.I. Krupnov, K.F. Smirnov, eds. Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, pp. 169–272. (Materialy i issledovaniya po arkheologii SSSR, 78). (In Russ.)

58. Solov'ev B.S., 2012. Sites of the Chirkovskoye culture in the Kama region. Trudy Kamskoy arkheologo-etnograficheskoy ekspeditsii [Proceedings of the Kama archaeological and ethnographic expedition], 8. A.M. Belavin, ed. Perm': Permskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy universitet, pp. 121–127. (In Russ.)

59. Tkachev A.A., 2002. Tsentral'nyy Kazakhstan v epokhu bronzy [Central Kazakhstan in the Bronze Age], 1. Tyumen': Tyumenskiy gosudarstvennyy neftegazovyy universitet. 289 p.

60. Tkachev V.V., 2003. The Abashevo culture sites in the steppe Cis-Urals. Abashevskaya kul'turno-istoricheskaya obshchnost': istoki, razvitie, nasledie: materialy mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii [Abashevo cultural and historical community: origins, development, heritage: Proceedings of the International scientific conference]. V.S. Bochkarev, ed. Cheboksary: Chuvashskiy gosudarstvennyy institut gumanitarnykh nauk, pp. 212–224. (In Russ.)

61. Tkachev V.V., 2006. Zaklyuchitel'nyy etap epokhi sredney bronzy v stepnom Priural'e [The final stage of the Middle Bronze Age in the steppe Cis-Urals]. Chelyabinsk: Rifey. 75 p.

62. Tkachev V.V., 2007. Stepi Yuzhnogo Priural'ya i Zapadnogo Kazakhstana na rubezhe epokh sredney i pozdney bronzy [Steppes of the Southern Urals and Western Kazakhstan at the turn of the eras of the Middle and Late Bronze Age] Aktobe: Aktyubinskiy oblastnoy tsentr istorii, etnografii i arkheologii. 384 p.

63. Vangorodskaya O.G., 1987. On the ties of the Multi-cordoned Ware culture based on the case of adornments. Mezhplemennye svyazi epokhi bronzy na territorii Ukrainy [Intertribal ties of the Bronze Age on the territory of Ukraine]. I.I. Artemenko, ed. Kiev: Naukova dumka, pp. 38–48. (In Russ.)

64. Vasil'ev I.B., 2003. Volsk-Lbische – a new cultural group of the Middle Bronze Age in the Volga-Urals. Abashevskaya kul'turno-istoricheskaya obshchnost': istoki, razvitie, nasledie: materialy mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii [Abashevo cultural and historical community: origins, development, heritage: Proceedings of the International scientific conference]. V.S. Bochkarev, ed. Cheboksary: Chuvashskiy gosudarstvennyy institut gumanitarnykh nauk, pp. 107–115. (In Russ.)

65. Wiechmann A., 1995. Ostdeutsche Provinz. Glockenbecher-Phänomen. Freiburg, pp. 96–116. (Freiburger Archäologische Studien, 2).

66. Yudin A.I., 2007. Investigation of the Middle Bronze Age mounds near the village of Shumeyka, Engels district. Arkheologiya Vostochno-Evropeyskoy lesostepi [Archaeology of the East European forest-steppe], 5. V.A. Lopatin, ed. Saratov: Saratovckiy gosudarstvennyy universitet, pp. 162–175. (In Russ.)

67. Zhemkov A.I., Lopatin V.A., 2007. Mounds of Maly Karaman (based on materials from excavations in 1983). Arkheologiya Vostochno-Evropeyskoy lesostepi [Archaeology of the East European forest-steppe], 5. V.A. Lopatin, ed. Saratov: Saratovskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 93–118. (In Russ.)

68. Zhemkov A.I., Lopatin V.A., 2008. Mound cemetery near the village of Svetloye Ozero. Arkheologiya Vostochno-Evropeyskoy lesostepi [Archaeology of the East European forest-steppe], 6. V.A. Lopatin, ed. Saratov: Saratovskiy gosudarstvennyy universitet, pp. 157–193. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate